— Ты умеешь выбирать себе друзей.
Ульрих повернулся к Майе и криво усмехнулся:
— Я забыл упомянуть этот хлам в старом списке интересов назло современному порядку.
— Двадцать кусков, — устало сказала ему Тереза.
— Тридцать.
— Двадцать пять.
— Двадцать семь.
— Хорошо. Неси. Надо посмотреть товар.
— Ладно, — проговорил Ульрих и взял Майю за руку.
— Оставь на минуточку американку. Я хочу попрактиковаться в английском, — попросила Тереза.
Ульрих задумался.
— Не делай глупостей, — предупредил он Майю и отправился за вещами.
Тереза холодно и оценивающе оглядела ее:
— Ты любишь пай-мальчиков?
— Полагаю, что с ними небесполезно иметь дело.
—Учти, он совсем не пай-мальчик.
— Я это знаю, — улыбнулась Майа.
— Когда ты приехала в Мунхен? Где он тебя нашел?
— Три дня тому назад.
— Что, всего три дня тому назад, а ты уже здесь и пытаешься что-то продать? Должно быть, ты действительно любишь тряпки, — заметила Тереза. — Как тебя зовут?
— Майа.
— А как тебя занесло в Мунхен? За тобой кто-то гонится? Полиция?
— Возможно. — Она заколебалась, но все же решила рискнуть: — Думаю, в основном это медики.
— Медики? Ну а как твои родители?
— Нет, в любом случае не родители, тут я могу поручиться.
— Что же, — уверенно, как особа, хорошо разбирающаяся в состоянии мировых дел, проговорила Тереза, — ты можешь выбросить медиков из головы. Никакими расследованиями медики не занимаются, они знают, что рано или поздно ты к ним придешь. А полиция… что же, ищейки в Мунхене никогда не пустятся в погоню, если родные не станут их науськивать и подталкивать.
— Рада это слышать.
— Спи хоть под мостом. Ешь претцели — яичные лепешки. И все обойдется. Тебе пора кончать с этим твоим бойфрендом. Он настоящий урод. Когда-нибудь ему проломят башку и мозги превратят в кровавую кашу. А я и слезинки не пролью.
— Он рассказывал мне о европейской радикальной политике.
— Мунхен не лучшее место для подобных тем, дорогуша, — сухо отметила Тереза. — Что у тебя там, под париком?
Майа сняла шарф и парик. Швырнула их на стол.
— Сними жакет и повернись ко мне, — приказала Тереза.
Майа стянула с себя жакет и медленно повернулась.
— У тебя хорошая фигура. Ты много плаваешь?
— Да, верно, — сказала Майа, — еще совсем недавно я много плавала.
— Думаю, ты мне подойдешь. А на меня можно положиться. Можешь расспросить обо мне в городе, и любой тебе скажет, что Тереза порядочный человек.
— Вы предлагаете мне работу?
— Ты вправе назвать это работой, — ответила Тереза. — Это модельный бизнес. Показ моделей и продажа дешевого тряпья. Ты знаешь, что такое дешевое тряпье, не так ли? Это значит, что у тебя будет несколько таких тряпок и, возможно, койка, где можно спать.
— Мне действительно нужна работа, — заявила Майа и внезапно расплакалась. — Не обращайте внимания на мои слезы, — проговорила она и вытерла глаза. — Интересно, ведь недавно я и заплакать не могла. Пожалуйста, дайте мне работу. Мне просто необходимо место, где бы я могла успокоиться и хоть немного прийти в себя.
Терезу растрогала ее искренность.
— Подойди, садись рядом, — сказала она.
Майа обошла стол и покорно уселась на складной стул возле Терезы.
— Скоро со мной все будет в порядке. Обычно я не так глупа. Я буду хорошо работать.
— Тише, девочка, перестань хныкать. Скажи мне что-нибудь. Сколько тебе лет?
— Думаю, мне всего две недели от роду. Тереза вздохнула:
— Когда ты в последний раз вдоволь поела?
— Я не помню.
Тереза нагнулась и порылась под столом. Она достала пакет лицензированных гранул и минеральную воду.
— Вот. Поешь это. Попей. И запомни: если украдешь у меня хоть булавку, я выброшу тебя на улицу. — Она поглядела вниз. — Какая радость! Сюда идет твой дружок.
Майа попробовала гранулы. Они оказались сказочно вкусными. Она запихала в рот целую пригоршню и быстро их сгрызла.
Запыхавшийся, с покрасневшим лицом, Ульрих бросил на прилавок набитую сумку.
— Давайте поговорим о деле.
— Это прежде всего, — отозвалась Тереза. — Кстати, я только что наняла твою девушку на работу в мой магазин.
— Что? — засмеялся Ульрих. — Ты, наверное, шутишь? Да она не сможет объясняться с покупателями.
— Мне не нужна еще одна продавщица. Мне нужна манекенщица.
— Тереза, это крайне неосмотрительно и вряд ли выгодно. Если хочешь знать мое мнение, то я разочарован. Ты просто сделала это мне назло, — сказал Ульрих. — А я думал, что ты уже забыла наши прежние ссоры.
— Я? Назло? Ни в коем случае! Девушка хорошо смотрится, в голове у нее полный бардак. Из нее получится прекрасная манекенщица.
— Тебе нельзя доверять этой женщине, — по-английски предупредил Майю Ульрих. — Она говорит, что ты с приветом.
— Ты тоже так считаешь, — ответила Майа, продолжая жевать. Она отпила глоток минеральной воды. — Но это работа, а я нелегалка. Для меня это настоящая удача. Конечно, я приму ее предложение. А на что ты рассчитывал, чего ожидал?
Ульрих заметно разволновался:
— Я делал все, о чем ты меня просила. Я ни разу не нарушил ни одного твоего условия. А ты не слишком-то благодарна.
Майа смерила его недоуменным взглядом:
— Джимми, на Мариенплац можно найти миллион девушек. Поищи себе другую. А со мной все будет в порядке.
Ульрих взял сумку со стола и перекинул ее через плечо.
— Если ты полагаешь, что сможешь попасть в общество, начав работать в дурацком магазинчике этой коровы, то жизнь тебя скоро научит, и ты начнешь иначе рассуждать. Если хочешь уехать, уезжай! Но не думай, что тебе удастся вернуться и стать независимой.
— У нее в магазине тепло, — уточнила Майа.
Ульрих злобно отвернулся и, обиженный, удалился.
Наступило долгое молчание.
— Девочка, а ты и правда отмороженная, — наконец проговорила Тереза. В ее голосе звучали нотки восхищения.
3.
Майа стала работать у Терезы, в ее магазине на Виктуалиенмаркт. Построенный из кирпича, с застекленным фасадом, он был беспорядочно забит одеждой и обувью. В конце торгового зала находился небольшой кабинет, в котором Тереза занималась бумагами и бухгалтерией. Тереза в основном имела дело с наличностью, часто шла на бартерные сделки, а иногда расплачивалась драгоценными металлами. Майа поселилась в магазине, носила форменное платье и спала у Терезы под столом. А Тереза проводила ночь наверху, в комнате родителей, обычно с каким-нибудь немытым дружком, который и двух слов связать не мог и на которого смотреть без ужаса нельзя было.
