На вид Шелухе было лет шестьдесят: впалая грудь, едва прикрытая грязной майкой, морщинистая кожа, густо украшенная синими татуировками, немногочисленные зубы – все говорило о наступившей старости. На самом деле, Брусок это знал точно, банкир едва разменял сороковник, но зона и «винт» сделали свое дело. Походка у Шелухи была тяжелой, шаркающей, голос сиплый, выцветшие глаза непрерывно слезились, и единственное, что банкир до сих пор делал с прежней сноровкой, – варил «винт». За это братва и поставила Шелуху банковать в этом притоне, за этим к нему и приезжали время от времени такие же морщинистые и покрытые татуировками бандиты.
Из комнаты донесся громкий стон.
– Генка совсем глухой стал, – заметил Брусок. – Прямо с утра вмазывается.
– Давно он здесь?
– Приехал с какой-то соской, когда ты спал. Компот намешал, говорит, чистый морфий уже не цепляет.
– Бабло отвалил?
– А то! Я ему на слово не верю.
– Это правильно. – Шелуха поковырял в зубах грязным пальцем. – А что за соска? Новенькая?
– Да какая там новенькая? – Брусок усмехнулся. – Кремом дыры от уколов замазывает, дура, думает, что незаметно будет, а у самой нормальных вен уже не осталось.
– Еще кто приходил?
Брусок потер лоб:
– Крыжа два болика «геры» взял. Больше никого не было.
– К вечеру подтянутся. – Шелуха разорвал упаковку одноразового шприца. – Вмажешься?
Брусок отрицательно мотнул головой:
– Я только покурил. Не хочу кайф ломать.
– Как знаешь.
Банкир осторожно набрал в шприц наркотик:
– Бегунок сифонит, а ведь новый совсем.
– Пьяными руками лабают, – поддакнул помощник. – Одно слово, что буржуи.
– Удавку дай.
Брусок потянулся за жгутом, но остановился – в дверь позвонили.
– Гости?
Шелуха посмотрел на часы:
– Может, аптекарь прикатил. Пойду сам открою.
Он вздохнул, отложил шприц, проковылял в прихожую и открыл дверь – не аптекарь.
На площадке стояли двое: плечистый коротко стриженный парень в цветастой рубашке, под которой опытный взгляд банкира сразу же нащупал кобуру с пистолетом, и красивая черноволосая девица в ярком голубом платье, выгодно подчеркивающем великолепную фигуру. И не аптекарь, и не завсегдатаи. Шелуха впервые видел эту парочку, но беспокойства не испытывал: его притон находился под надежной «крышей» и ни разу не переживал «наездов».
– Кого надо?
– Ты здесь банкуешь? – осведомился стриженый.
– А кто спрашивает?
– Значит, ты.
В голосе парня Шелуха не услышал настороженности или угрозы, лишь любопытство человека, случайно зашедшего к малознакомым людям по мелкому делу.
– Кто спрашивает?
– Не напрягайся, братан, мы свои, – широко улыбнулся стриженый. – Погоняло у тебя есть?
– Шелуха.
– Будь здоров, Шелуха, в хату пустишь? Ломает базарить на пороге.
– Кого ломает, тому все равно, где базарить.
– Ну, ты, мля, Жванецкий, в натуре, – одобрительно рассмеялся парень, но по выражению его глаз Шелуха понял, что говорить на лестничной площадке стриженый не собирается.
И снова Шелуха не почувствовал угрозы. Просто пришло осознание того, что в случае необходимости парень просто войдет в квартиру, продолжая так же безмятежно улыбаться во весь рот. Что при этом произойдет с теми, кто окажется у него на пути, спрогнозировать было сложнее: может, просто отодвинет в сторону, а может, и положит. В любом случае банкир понял, что перед ним не полицейские.
«Или новенький, или пришлый, – подумал Шелуха. – А телка ничего».
Он посторонился:
– Проходите.
Как и ожидал Артем, держал притон типичный уголовник старой закваски: с золотыми зубами, морщинистой, покрытой многочисленными татуировками кожей и впалой грудью. Читать блатные татуировки наемник не умел, поэтому синие перстни, нарисованные на пальцах банкира, ни о чем ему не говорили. Закрывая дверь, Шелуха зашелся в кашле.
«Туберкулез? Скорее всего».
Красноречивый взгляд Яны свидетельствовал о том, что девушка тоже обратила внимание на болезнь банкира и не горит желанием оставаться в притоне больше необходимого.
– Сами откуда? – спросил Шелуха, направляясь по длинному коридору на кухню.
– Из Питера. – Артем брезгливо покосился в полуоткрытую дверь комнаты. – Под кайфом?
– Ага.
На продавленном диване лежали остроносый юнец с длинными сальными волосами и тощая девица лет шестнадцати. Их одежда беспорядочно валялась на давно не мытом паркетном полу.
– Наширялись, торчки.
Банкир уловил в голосе стриженого презрение и поджал губы:
– Сами будто не торчите.
– Торчат столбики у дороги, – буркнул в ответ Артем.
– А вы? – усмехнулся Шелуха.
– А мы длинные языки коллекционируем.
– Типа, крутые?
– Типа.
И опять банкир не ощутил угрозы. Стриженый буквально сочился уверенным спокойствием, и фраза о языках не была рисовкой – он просто объяснял Шелухе ситуацию. Уголовник прикрыл дверь в комнату, помедлил:
– Как обо мне узнали?
– Добрые люди подсказали.
– А чего вообще в столице? Оттягиваетесь?
– Нет, – спокойно ответил Артем. – Папа по делам приехал, и мы при нем.
– И чего ищете?
– «Кокс».
– Значит, пока папа с авторитетами перетирает, решили ноздри припудрить?
– А чего еще делать?
– Тоже правильно, – кивнул Шелуха. – Погоняло у тебя какое?
Стриженый пропустил вопрос мимо ушей.
– Скажи ему, что разбодяженный «кокс» нам не нужен, – неожиданно громко произнесла Яна, обращаясь к Артему. – А то знаю я такие хаты, только и горазды, что амнухи с дистиллятом лохам впаривать!
Наемник с улыбкой покосился на Шелуху:
– Все слышал?
– А с чего ты решила, что мы тута «кокс» бодяжим?
– Не «ты», а «вы», – мягко произнес Артем.
Слезящиеся глаза банкира несколько секунд буравили наемника, затем он отвернулся и просипел:
– «Кокс» не бодяжим. – Он сплюнул. – Цены знаете?
– Не дороже денег, – засмеялся стриженый. – Лопатники у нас не худые.
