— Мехметкик, друг мой, будем откровенны. — Старлиц растопырил пальцы. — Раньше мы в «Большой Семерке» были очень недовольны ведением наших оффшорных счетов на Джерси и Бимини. Потом вы обратили наше внимание на банки на турецком Кипре. Ваш дядя-министр здорово нам помог. Теперь все идет как по маслу, без всяких проволочек. Мой бухгалтер совершенно счастлив.
— Счастливые бухгалтеры — это очень хорошо, — сказал Озбей. — Всем бы нам иметь счастливых бухгалтеров.
— Сотрудничество принесет нам счастье, — предсказал Старлиц. — Главное, никогда не забывать первое правило «Большой Семерки».
— Что все должно закончиться до наступления двухтысячного года?
Старлиц довольно откинулся в кресле.
— Мехметкик, я понял, что вы особенный человек, как только вы переслали нам письма фанаток группы.
Озбей удовлетворенно кивнул. Наконец-то разговор коснулся его излюбленной темы.
— Все мне говорят, что я особенный, — проговорил он. — Дядя-министр, жена, подруга, многочисленные друзья в мире поп-бизнеса — все твердят о моем необыкновенном даре.
Старлиц наблюдал за турецкой домохозяйкой, обмотавшейся по оплошности желтой полицейской лентой.
— Понимаю, — пробормотал он.
— Вы не согласны, что у меня дар?
— Полностью согласен, Мехметкик. Достаточно на вас взглянуть. Это сразу бросается в глаза.
— Вы тоже одаренный человек, Лех, — сказал Озбей, довольно выпрямляя спину. — Это очевидно.
Старлиц покачал головой, Озбей сверкнул глазами.
— Не скромничайте! Мне шепчут со всех сторон: Легги Старлиц больше чем бизнесмен, он имам, гуру бизнеса, как говорят в Силиконовой Долине.
— Это все профессиональные сплетни. Музыканты очень суеверны. Всем им не дает покоя приближение нового века.
— Вам известно будущее? Говорят, что да. Старлиц пожал плечами.
— Пожалуй. Отчасти. Недаром я изучаю потребительские тенденции. В поп-индустрии без этого никуда. Демографический анализ, графики спроса. Здесь не обойтись без Интернета.
— Значит, вы действительно знаете будущее?
— Магический кристалл — игрушка для простофиль. — Старлиц нахмурился. — Если вас интересуют сверхъестественные силы, найдите, где отмывать деньги. Вот где можно творить чудеса!
Озбей насупил брови, изящно ухватил ломтик дыни, но передумал ее пробовать и аккуратно вернул на поднос.
— Трудно высказывать глубочайшие истины, говоря на разных языках. Тайное знание сопротивляется словам. В жизни много важных секретов, которые так и остаются нераскрытыми.
Старлиц громко пыхтел, но хранил молчание. Заполняя паузу, он наблюдал за турецкой вороной, ковылявшей по крыше кафе, — припорошенной пылью, содрогающейся от жадности, с похожими на наконечники пуль глазками воровкой с помойки. Старлиц незаметно бросил кусочек дыни на пол, надеясь, что крылатая бестия поймет намек. Озбей вертел в руке кофейную чашечку.
— Прошу вас, признайтесь, что вам доступны эти тайные истины, для которых у меня не хватает слов.
— Лучше закройте этот сосуд крышкой, Мехмет, и не подходите к нему близко.
— Но ведь мы деловые партнеры! Мне нужна уверенность, что вы понимаете. Я должен быть понятен с самого начала. — Озбей вздохнул и понизил голос. — Я — могущественный тайный владыка глубинной реальности современного мира.
— Я в курсе! — Старлиц устало поморщился. — Настолько в курсе, что можете даже не уточнять, что мне это послышалось.
— Мы с вами можем по желанию нарушать законы природы. Мы — великие посвященные со сверхъестественными способностями, которые глупцы назвали бы фантастикой. — Он уставился на Старица. — Я говорю лишнее?
— Мехметкик, в этой части мира для улучшения сбыта полезно прикинуться дервишем, но у меня всемирный охват, так что меня увольте. Вы — крупный бизнесмен с обширными местными связями, за что я вас очень уважаю. Ограничимся взаимным уважением и рукопожатием, а более глубокие истины оставим под ковром, где им самое место.
Озбей выглядел разочарованным, как ни пытался это скрыть.
— Вижу, вы пожаловали ко мне в город Стамбул, чтобы обсудить покупку ковров. С Легги Старлицем можно говорить только о деле. Очень хорошо. Я хозяин, вы гость. Я буду вежлив и больше не скажу ничего лишнего.
Старлиц снова отмолчался. 6 воздухе плыл сильный запах кофе и роз. Озбей проворно схватил чашечку Старлица.
— Раз я ваш хозяин, позвольте вас развлечь. У нас в Стамбуле сохранилась старинная традиция — угадывать будущее по кофейной гуще.
— Я еще не допил, — возразил Старлиц.
— Я большой мастер гадания. — Озбей с угрожающей ухмылкой покачал чашечкой, взбалтывая осадок. — Что ждет вас в будущем, Легги Старлиц? Сейчас узнаем.
— Не нужно проделывать это со мной, — предупредил его Старлиц.
— Не учите меня, что мне делать и чего не делать, — спокойно ответил Озбей. — Я не ваша несовершеннолетняя поклонница. Я очень хорошо знаю, чего хочу. Гораздо лучше, чем вы.
Озбей погрел кофейную чашечку в ладонях, потом осторожно заглянул внутрь.
Чашка была пустой и девственно чистой.
Черная резиновая лента багажного транспортера ползла как бы сама по себе, внушая суеверный ужас. Одуревшие от смены часовых поясов пассажиры сбились в безмолвные кучки, дожидаясь своей поклажи, как усталые приверженцы отмирающей религии — даров свыше.
Мимо Старлица безмолвно проскользнуло видение: мягкая шляпа из серого фетра, длинный полупрозрачный дождевик, свисающий с костлявых плеч, две камеры в чехлах, сложенная тренога, громоздкий жилет фотографа и штаны с множеством карманов. Все вместе слонялось по аэропорту в нелепых обезьяньих кроссовках.
Старлиц отбросил глянцевый журнал и поднялся с красного пластмассового сиденья.
— Привет, Визел!
Визел крутанул узкой головой, впился в Старлица бесцветными глазками-буравчиками. Узнав его, папа-рацци не скрыл неприязни.
— Какими судьбами в Стамбуле, Легги?
— Разве это Стамбул? Для меня все аэропорты на одно лицо.
Визел передернул плечами.
— Где девчонки?
— У них короткий отпуск. Нежатся у бассейна в одном тайном отеле. Голые, вымазанные кокосовым маслом.
На землистой физиономии Визела невольно появился интерес, который он немедленно погасил.
— «Большая Семерка» — вчерашний день.
— Это в Лондоне они вчерашний день, здесь я с тобой полностью согласен. В Лондоне даже завтра — уже вчера. Зато для Тегерана колготки с искрой и блестки для губ — скорое, желанное будущее.
Визел следил за появившимися на транспортере чемоданами, разыгрывая безразличие. Старлиц, хорошо его изучивший, видел, что он с каждой минутой слабеет. Скоро глазки Визела сверкнули.
