— Это возмутительно! — голос первого советника дрожал от негодования. — Как чуды посмели требовать выдачи комиссара?
— При подозрении на распространение запрещенных заклинаний это требование вполне адекватно, — не поддержал его более осмотрительный коллега. — Темный Двор подписал Китайгородскую конвенцию, признающую подобные действия тягчайшим преступлением в Тайном Городе.
— Но мы говорим о нашем комиссаре!
— К сожалению, конвенция не предусматривает исключений, и чуды имеют все основания требовать выдачи нашего комиссара. Вплоть до объявления войны.
— Не думаю, что они рискнут зайти столь далеко.
— Не думаю, что нам имеет смысл это проверять, — советник повернулся к Ортеге. — Я прав?
— Отстранение от должности мастера войны де Гира, который пошел навстречу просьбе Сантьяги и предоставил ему отсрочку для поиска доказательств невиновности, показывает, что в Ордене настроены очень решительно.
— А мы готовы к войне?
— Не думаю, что нас интересует война, — буркнул князь, припоминая веселую улыбку Сантьяги. — Если это все, на что вы способны, то мне стоило не собирать совещание, а объявлять мобилизацию.
— Великий Дом волнуется, — оправдывающимся тоном сообщил один из советников. — Навь недовольна демаршем чудов, и если мы не проявим твердость…
— Если бы от правителей требовалась только твердость, — холодно заметил князь, — то Темный Двор мог бы воспользоваться услугами тех же самых чудов.
Советник молча склонил голову.
Это был нонсенс, редчайший случай! Впервые за много веков высшие маги Темного Двора были вынуждены разбираться в интригах Тайного Города без участия Сантьяги. Советники явно чувствовали себя не в своей тарелке, а несчастный Ортега мало чем мог им помочь.
— Насколько серьезны выдвинутые против Сантьяги обвинения? — вступил в разговор третий, молчавший до сих пор советник.
— Правильно! — поддержал его агрессивный коллега. — Объявим обвинения смехотворными, пусть чуды ищут доказательства! Они не могут требовать выдачи комиссара просто так.
— Орден располагает необходимыми уликами, — вставил свое слово Ортега. — В противном случае они не рискнули бы на подобный демарш.
— Мы должны изучить эти улики, а до тех пор комиссар находится под защитой Темного Двора!
— Кстати, а где Сантьяга?
Все посмотрели на Ортегу, точнее, три капюшона повернулись в сторону помощника комиссара. Князь остался недвижим.
— Сантьяга находится вне Тайного Города, — лаконично ответил тот.
— Где именно?
— Мы не располагаем такими сведениями.
— В этой позиции есть рациональное зерно, — буркнул осмотрительный советник. — Мы сможем доказать, что действительно не располагаем сведениями о местонахождении комиссара?
— А зачем? — опередил Ортегу князь. — Поскольку выдача комиссара затруднительна, мы, в принципе не протестуя против самого факта обвинения, будем настаивать на созыве комиссии Великих Домов с целью изучения собранных улик.
— А что будет, если комиссар не сможет опровергнуть обвинения?
— Такого не может быть, — улыбнулся Ортега, — потому что не может быть никогда. Комиссар достаточно трезво оценивает ситуацию и видит пути выхода из кризиса.
— Значит, это его интрига?
— К сожалению, нет, но комиссар способен взять ситуацию под контроль.
* * *
Экстренный выпуск программы «Свобода высказываний».
Камера видеонаблюдения бесстрастно фиксировала все, что происходило в зале: охваченных паникой людей, дерущихся, толкающихся, топчущих тех, кто упал, отчаянно пытающихся вырваться в маленькие, заблокированные телами двери из превратившегося в ловушку зала. Звука не было, и зрителям приходилось довольствоваться только картинкой искаженных лиц. То, что ураганом металось по полутемному залу, было видно плохо: размытая фигура с рогами и шипастым хвостом. Скорость монстра была потрясающе высока, и камера просто не успевала четко зафиксировать его облик.
— Мы намеренно не сопровождать комментарий эта запись, — изображение вернулось в студию НТВ, и на телеэкранах возникло сосредоточенное согласно моменту лицо Славика Тостера. — Кассеты фром ночной клаб «Качели» принести в нашу компания несколько часов назад. Мы не знать, ху их доставить, но сочли невозможно утаить от вас, дорогой зрители, эти бесценный кадр.
Славик выдвинулся на первые роли вскоре после шумной перепродажи НТВ, в результате которой телекомпанию покинула целая плеяда ведущих журналистов. Плохо говорящий по-русски, но жадно ищущий популярности Тостер стал чуть ли не лицом общенационального канала и, стараясь подмять под себя как можно больше эфирного времени, часто мелькал в традиционно сильных ранее аналитических передачах.
— По соображений мораль мы не показывать вся запись, который передать городской полис, это просто террибл. Сорри, ужась. Но еще уан эпизод мы просто обязан вам демонстрировать.
Эта камера снимала танцевальный подиум. Было отчетливо видно, как черноволосая танцовщица растерянно смотрит на разъяренную толпу, как в нее летят бутылки и фрукты, как хохочут толпящиеся рядом со стриптизершей короткостриженые ребята. Камера не успела зафиксировать сам переход, изображение смазалось, но то, что это произошло именно с танцовщицей, не вызывало сомнений. Стройная гибкая девушка за какие-то доли секунды превратилась в чудовищного монстра, словно вышедшего из лучших ужастиков Голливуда. Лысая голова, пылающие из-под тяжелых надбровных дуг глаза, провалившийся нос, клыки, торчащие из лишенного губ рта, устрашающие рога, шипастый хвост… Кадр остановили, давая возможность публике насладиться необычным зрелищем.
— То, что произойти дальше, все знать, — продолжил Славик. — По осторожный сообщениям полис, погибло не меньше тридцать пипл. Шок. Что произойти в «Качели»? Ху из этот террибл монстр? Полис не способен отвечать, полис способен молчать, а по нашей родному город Москва ходить зловещий слухи. Ту коммент событий мы просили известный ученый Лев Серебрянц. Плиз.
Камера дала крупный план, и на экране слева от Тостера возникла фигура профессора.
— В первую очередь я хочу заявить, что потрясен этой страшной трагедией, — с приличествующей скорбью в голосе начал Лев Моисеевич. — Я скорблю вместе со всеми, кто потерял своих друзей, детей, жен, мужей, но в то же время хочу сказать, что предупреждал о возможности подобных событий. Но мои предупреждения остались гласом вопиющего в пустыне.
— Вы сказать, что говорить о трагедии в «Качели»?
— Это могло произойти в любом клубе, в любом театре, в любом торговом центре, даже просто на улице, — покачал головой Серебрянц. — В любое время. Я давно говорил о том, что в нашем городе действуют нелюди! Ужасные и жестокие монстры! Власти скрывают правду, закрывают глаза, отмахиваются от моих заявлений, и именно их попустительство привело к этой драме.
