— Мне не нужна другая дешевая шлюшка, — сказал он, поднялся и, оторвав ее руку от ручки двери, сам закрыл ее. Она взглянула на его холодное красивое лицо с жесткой линией губ и твердым взглядом синих глаз и сделала то, что никогда ранее даже не приходило ей в голову.
Она ударила его по щеке, и от сильного замаха одеяло соскользнуло с ее плеч и упало на пол. А она осталась стоять полуголая, дрожа от возбуждения и тревоги, ожидая от Алана ответного удара. Или чего-либо худшего.
Но он даже не прикоснулся к ней, а только недоуменно подняв брови, потер красную отметину на щеке.
— Вероятно, я заслужил это, — сказал он и нагнулся за одеялом.
— Что… ты сказал?
— Я сказал, что заслужил пощечину. — И он накинул одеяло на ее плечи.
Запахнув его на груди, она, нахмурившись, смотрела на этого необычно кроткого и смиренного Алана. Что-то тут было не так.
— В чем дело? — с тревогой спросила она. — Что за новая игра, Алан?
— Я никогда не увлекался играми, Эбони, — сухо сказал он. — Им обучила меня ты.
Она виновато покраснела.
В этом заявлении было много правды. Не то чтобы она намеренно превратила их отношения в цепочку скрытых стычек. Однако настойчивое стремление Алана сохранить их отношения в тайне восприняла крайне болезненно. Неужели он действительно думал, что его ненависть к самому себе из-за столь страстного желания останется для нее незамеченной? И ей захотелось, чтобы он возжелал ее еще сильней. Поэтому она и не противилась любым его сексуальным фантазиям. И каждый раз торжествовала. Пока, наконец… Пока, наконец, ее не захлестнуло чувство стыда. Чувство, переполняющее ее до сих пор.
— Хватит, Алан, — тихо простонала она. — Не надо больше… — Она уронила голову, и плечи ее затряслись.
Дальнейшее поразило ее.
Алан усадил ее, плачущую, на диванчик рядом с собой, нежно обнял за плечи и, ласково поглаживая волосы, успокоил.
— Больше ничего не будет, — наконец произнес он. — Я тоже больше так не могу. Давай начнем сначала, Эбони. Отбросим прошлое. Никаких тайн и секретов. Появимся публично, как нормальная пара, бывающая вместе, отдыхающая вместе. Как тебе это понравится?
Как ей это понравится? О боже…
— Ты… ты хочешь, чтобы мы открыли наши отношения?
— Нет, я хочу, чтобы мы завязали новые, совсем другие.
— Другие… — Она задумчиво поморгала. — Чем же они будут отличаться?
— Тем, о чем я только что сказал. И другими вещами. Ну, что ты на это скажешь, Эбони?
— Я просто не знаю, что сказать!
— А я надеялся, что ты просто скажешь «да». Мать сказала, что ты сделаешь это, если любишь меня так, как она думает.
Эбони взглянула на Алана удивленными глазами.
— Она это сказала?
Он встретился с ней глазами.
— Это правда? Ты меня любишь?
— Я… я…
— Я могу тебя понять. Трудно быть уверенным в своих чувствах после отношений, подобных нашим.
— Ты… Ты хочешь сказать, что, может быть, тоже любишь меня? — спросила она с дрожью в голосе.
Он криво усмехнулся.
— А ты хочешь, чтобы я тебя любил?
— Да, — просто и уверенно ответила она. — Я всегда хотела, чтобы ты любил меня.
Он посмотрел на нее с огорчением.
— Ты не должна была говорить этого сейчас. Я обещал себе, что на этот раз буду более нежным, заботливым и даже, если уж тебе это нравится, более романтичным. Но ты заставила меня снова пожелать сорвать с твоего тела эту кружевную тряпку и изнасиловать прямо здесь и сейчас же.
Внезапно он встал, и его губы скривились в циничной и язвительной усмешке.
— Я не уверен, что из этого что-нибудь выйдет, Эбони. То, что между нами произошло, наложило слишком сильный отпечаток на наши отношения. Но мне хочется пригласить тебя сегодня спокойно поужинать где-нибудь, а потом отвезти домой и постараться держать свои руки подальше. Хочу проверить, возможно ли между нами что-либо, кроме плотской страсти. Увидеть, в конце концов, может ли что-либо получиться из брака между нами.
— Брака! — Она вскочила на ноги.
— Ты не хочешь выйти за меня замуж? — спросил он, глядя на нее сузившимися синими глазами.
— Просто я… я никогда не позволяла себе думать о том, что ты можешь жениться на мне. Но да, Алан, да, я выйду за тебя, если ты попросишь об этом.
— Так, значит, ты меня все-таки любишь, — мрачно пробормотал он, нахмурившись.
— Я же сказала, что да, Алан. Той ночью в библиотеке…
Он удивленно раскрыл глаза.
— Но ради бога, ты была тогда еще почти ребенком. Неужели ты думаешь, я поверю, что это действительно было так!
— Мне кажется в том, что касается тебя, я никогда не была ребенком и желала тебя со дня нашей первой встречи.
— Это просто смешно. Тебе тогда было только пятнадцать лет!
— Пятнадцатилетние девочки бывают в некоторых отношениях вполне взрослыми, Алан.
По его взгляду было заметно, что он шокирован.
Их дальнейшую беседу прервал стук в дверь прицепа. Это водитель давал ей знать, что через несколько минут она должна выйти. Сказав, что ему нужно вернуться на работу и что он подъедет за ней в восемь часов, Алан попрощался.
— Оденься поскромнее, — бросил он через плечо, выходя из прицепа.
И только гораздо позже Эбони вспомнила, что Алан так ни разу прямо и не сказал, что любит ее.
7
Незадолго до восьми Алан припарковал свой белый «холден» возле дома Эбони, но не вышел, а некоторое время просидел в задумчивости.
Почему он никак не может поверить в то, что Эбони действительно любит его? Его мать уверяет, что это правда. Адриана предполагала это несколько лет тому назад. И, наконец, сама Эбони сказала ему, что всегда любила его.
Может быть, дело именно в этом «всегда»? Или в намеке Эбони на то, что в пятнадцать лет она уже имела сексуальный опыт?
Если это так и девичьи опыты доставили ей удовольствие, тогда возможно, что ее понятие о любви настолько ассоциировалось с сексуальным удовлетворением, что она не в состоянии разделить их. Это беспокоило Алана, поскольку он знал отца Эбони. Пьер был печально знаменит своими изменами жене. Может быть, дочь пошла в него? Прирожденная авантюристка?
Как полагал Алан, существуют женщины, которые благодаря внешности становятся прекрасными любовницами, но отвратительными женами. Способность к общению у них не заходит дальше кровати. Если они и любят, то это не та любовь, которая может продолжаться и существовать без постоянной физической близости.
