Стрельба смолкла, и передача Шаки прорвалось сквозь дверь, громкая и злая, почти человеческая.
ТЕБЕ НЕ УЙТИ. ВЫХОДИ БЕЗ ОРУЖИЯ. ДРУГИХ ВЫХОДОВ ИЗ ЗДАНИЯ НЕТ.
Собаки выли вверху на лестнице.
Дас Убердог и Бриджит стояли на лестничной площадке, в окружении завывающих песиголовцев. Там собралась настоящая свора, мерзкая стая псов. Бриджит позвала меня: поднимайся.
– Это конец, мистер Скриббл? – спросила Твинкль.
– Пока еще нет, – ответил я.
– Мы – Тайные Райдеры, да?
Я посмотрел на ее лицо, залитое слезами.
– Да, – сказал я. – Всегда на пределе, и нам это нравится.
ВЫХОДИ ЧИСТО.
«Чисто» – значит без оружия.
Или выходи грязно.
ДРУГИХ ВЫХОДОВ ИЗ ЗДАНИЯ НЕТ. ДРУГИХ ВЫХОДОВ НЕТ.
Давай поспорим?
Они дали нам на размышление, может быть, пару секунд, перед тем, как всадить еще одну пулю в дверь – в качестве предупреждения.
Твинкль вскрикнула.
– Не бойся, Твинк, – прошептал я. – Не давай им себя запугать.
– Я не боюсь, мистер Скриббл, – отозвалась она. – Неужели вы ничего не поняли?
Я посмотрел ей в глаза – в эти сильные глаза.
– Вопи дальше, малыш, – сказал я.
И Твинкль завопила – словно раненный ребенок, словно Синдерс в кульминации любовной сцены.
ДАВАЙТЕ НЕ БУДЕМ СОЗДАВАТЬ СЛОЖНОСТЕЙ.
– Заткнись, Шака! – заорал я. – У нас здесь ребенок. Эта пизда ее ранила!
СОЖАЛЕЮ ОБ ЭТОМ, СКРИББЛ. НО У НАС ТУТ ТОЖЕ НЕВЕСЕЛО. МЫ ТОЛЬКО ЧТО ПОТЕРЯЛИ ОДНОГО ИЗ НАШИХ ЛУЧШИХ СОТРУДНИКОВ. У НАС НЕТ ПРЕТЕНЗИЙ К ДЕВОЧКЕ. ПУСТЬ ВЫХОДИТ НАРУЖУ. МЫ ОТВЕЗЕМ ЕЕ В ГОСПИТАЛЬ. ХОЧЕШЬ, МЫ ЕЙ ПОМОЖЕМ?
– Я тебе не доверяю, – выкрикнул я в ответ.
ПОЧЕМУ? В ЧЕМ ПРОБЛЕМА?
Потому что мир на твоей стороне, а не на моей.
Я помолчал секунд пять, и сказал:
– Хорошо, Шака! Девочка сейчас выйдет. Только без фокусов.
ХОРОШО. ХОРОШО.
– Она в критическом состоянии.
ДАЕМ ТЕБЕ ВРЕМЯ.
Время – вот все, что мне нужно.
Я побежал вверх по лестнице, волоча за собой Твинкль. Мимо Дас Убердога, который сдерживал своих шестерок, ожидающих только команды. Собаки выли, как безумные, обуянные жаждой крови.
Крови копов.
Злейший враг. Лучшее мясо.
– Убери этих копов на хер, Дас! – заорала Бриджит.
Как только я поднялся, Дас Убер повел собак вниз к входной двери. Карли глядела вслед сваре – глядела с тоской.
– Хочешь пойти вместе с ними, Карли? – спросила Твинкль.
Карли воспользовалась своим шансом и бросилась вниз по лестнице за Дас Убердогом.
Полицейские думали, что появится ребенок. Но они получили целую свору кровожадных пожирателей копов.
Интересно, как они с ними «с-коп-ерировались»?
– Здесь есть другой выход наружу, Брид?
Она улыбнулась мне. И ответила.
Даже не открывая рта.
СМЕРТЬ ЗА ЖИЗНЬ
Мы бежали сквозь мягкую грязь. Даже думать об этом было противно; такое ощущение, словно весь мир стал отхожим местом. Я почти ничего не видел; просто протискивался сквозь кучи дерьма – по лодыжки в дерьме, – с трудом сдерживая рвоту. Твинкль бежала впереди. Мимо рисунков на каменных стенах, выкрашенных говном.
Бежали и видели мельком:
Собаки, ебущие женщин. Мужчины, ебущие собак. Рождавшиеся в половинчатом миксе дети, корчащиеся в отвратительных миазмах, что поднимались от нечистот.
Лицо Дас Убердога, мерцающее в темноте со стены впереди.
Эти нарисованные глаза приковали меня к месту, требуя веры; я не мог даже пошевелиться. Собачье дерьмо стекало в мои ботинки. Твинкль повернулась, чтобы меня подстегнуть.
– Вам здесь нравится, Мистер Скриббл?
Нет! Нет, не нравится!
– Ну так и оставайтесь!
Девочка рванулась вперед, продираясь сквозь говно.
О, мой бог!
– Твинкль, подожди!
Бриджит провела нас в этот подвал, вниз по лестнице за дверью в кладовку на кухне.
– Скорее всего, на том выходе тоже будут копы, Скриббл, – сказала она.
– Ничего, как-нибудь разберемся.
Оставайся на чистяке. Никаких перьев. Через дыру в стене в этом собачьем сортире.
И там и вправду был коп, ожидающий нас.
Он плавал лицом вниз в стоячей воде.
Коп, утонувший в собачьем дерьме.
Этот образ я навсегда запомню.
И искры цветов, исходящие из закрытого плавкого предохранителя, когда мы проходили мимо – цветов Битла. Отлично сработано, друг.
Я с трудом брел следом за Твинкль, утопая в грязи, ориентируясь на свет впереди – мягкий блеск уличных фонарей, пробивающийся сквозь распахнутые люки, размещенные в крыше подвала. Потом – вверх по ступенькам. Тусклые всполохи цветов Битла мерцали из вывороченных дверных замков. Мы вышли в сад, заросший высокой травой и сорняками. Целая насыпь из, может быть, пятидесяти пяти полных до краев мусорных мешков, ожидающих, когда же их, наконец, заберут.
Я так думаю, что уже никогда – Муниципалитет давным-давно забил на этот дом.
Запах был сладким и одуряющим, но одновременно – и великолепным, свободным от Дерьмовилля. С той стороны дома слышались крики людей и собачий лай.
Я надеюсь, что вы, песиголовцы, сегодня прикончите нескольких копов, и что некоторым из вас удастся спастись.
Открытые ворота в задней стене вывели нас на узкую улочку. Не спрашивайте, как она называлась. Это нем было неинтересно – мы просто двинулись по ней. Впереди была небольшая дорога, ведущая прочь от Паркфилд-Стрит, и мы бросились по ней со всех ног, подгоняемые болью. Существо висело на мне неимоверной тяжестью. Твинкль бежала впереди.
Я довольно неплохо знал эти маленькие боковые улочки на задах нашего прежнего дома на Расхолм Гарденз. Мы повернули налево, потом – направо, на Хилд Плейс. Дальше – на Платт Лейн. Парк раскинулся впереди. На улицах по-прежнему было полно азиатских подростков, в парке мерцали огни, и там грохотала музыка, глубокие ритмы песен Бханградога.
Никаких копов.
Мы без проблем перебежали через дорогу. Азиаты смотрели на нас как-то странно, но я уже начал к этому привыкать. На Платт Филдз. Деревья раскачивались в медленном танце в ритме грохочущей музыки – звуковых волн из динамиков саунд-систем. Даже дождь как будто уловил пульсацию Бхангры; он бил мне в лицо, и я уже вымок до нитки вместе с Существом, которое обмякло у меня за спиной жирной грудой губчатого вещества, и весило оно, как здоровенная свинья. Я уже изнемогал под его весом, но продолжал идти вперед, по направлению к танцующим подросткам.
