Эти слова не предвещали ничего хорошего. Я попробовал отползти, но в руке у маркиза блеснуло что-то вроде клещей. Он ухватил ими мою нижнюю челюсть, и из моего рта пошел дым. Когда я пришел в себя от кашля, то на месте дедовских зубных протезов у меня стояло три шикарных голливудских зуба – три белых импланта. С ними я мог улыбаться, как великий Гейтс, глава комитета ООН по глобальной виртуализации.
3
Вурдалак провел меня закоулками трубопроводного вида, а когда он исчез, словно провалился, я уже был на пассажирской палубе.
Боже, тут были лучшие люди экс-России. Я их по телевизору видел. Даже главный мормон Евразии. Ексель-моксель... Чувствую, эти сраные подпольщики собрались на моей заднице сплясать канкан и провести моими руками какую-то придурочную акцию. Может, надо будет ликвидировать какого-нибудь крутого бизнесмена или высокопоставленного чиновника...
Челночный борт, на котором я прилетел в космос, отличался от «Мадлен Олбрайт», как бумажный кораблик от линкора. Палуба за палубой у «Мадлен» представляли собой разные эпохи роскоши. Здесь, к примеру, обстановка как на галере фараона: позолоченное дерево, боги с лежевесными плечами и птичьими глазами. А выше палуба а-ля королевский фрегат: стоят в ряд настоящие чугунные пушки, ждут, когда откроются отверстия лацпортов и можно будет выдохнуть пороховой дым. Слава нанотеху, который позволяет копировать любое материальное изделие один к одному, атом к атому, молекула к молекуле. Все приметное, что было создано человечеством за десять тысяч последних лет – Стоунхендж, Джоконда, собор Василия Блаженного, – было признано администрацией ООН «общественным доменом» и расхватано королями нанотеха за пару лет. Так что теперь копирайт на пирамиду Хеопса у них...
По роскошным палубам, благодаря искусственной силе тяжести в половину земной, порхали бухгалтеры, напоминающие по форме грушу, и менеджеры среднего звена, смахивающие на переваренную капусту. Нет, порхали не все. У многих передовиков капиталистического производства были мутные глаза и полупарализованное лицо. Это, наверное, из-за передозировок стимботов. Беда в том, что по мере привыкания рецепторов, стимуляторы нужны все более мощные и пробивные, что ведет к дегенерации и нервной системы, и желез внутренней секреции. Человеку кажется, что его мозг превратится в слизь уже через двадцать минут, если не принять срочно что-нибудь возбуждающее. Это я по себе знаю. Если бы не война, то я сам бы стал чем-то вроде музыкального автомата, который играет, когда в него бросаешь таблетку...
Среди бухгалтеров и менеджеров выделялись, словно семечки в арбузной мякоти, крепенькие метросексуалы. У каждого – идеально вылепленные губы, как у Нарцисса, волосы, как Золотое Руно, рельеф мускулатуры, как у Аполлона. Вся жизнь Аполлона посвящена собственному телу, вернее конвейеру операций над телом, которое оснащается геночипами, имплантами, наносенсорами, гормонными депо, силопроводами, клон-заменителями износившихся органов, и так далее.
Гонясь за совершенством, которое зависит от очередного «тренда» в глянцевых журналах, метросексуалы с тревогой копаются в анализах своей мочи и своего кала, утопают в ворохах томографических и ультразвуковых снимков своего организма, с утра до вечера следят за мониторами, которые выдают информацию от интракорпоральных сенсоров, внедренных во все органы и ткани. Один аналитик у пивного ларька, где я обычно черпаю информацию, уверял, что матерых педиков среди этой публики не больше половины, просто многие корпорации требует от своих сотрудников соблюдения бьюти-кода.
Жизнь метросексуала, безусловно, и опасна, и трудна. Ведь самонаводящиеся чипсы прыгают прямо в рот, едва подумаешь, что неплохо бы подкрепиться. И если метросексуал поддастся чарам фаст-фуда, то превратится в овощеподобного бухгалтера или менеджера капустного образа. Истосковавшееся по гастрономической свободе тело начнет мгновенно растворять комочки протеинов и углеводов, пропитанные синтетическими овкуснителям и ароматизаторами...
Бухгалтеры и менеджеры причмокивают, трепетно поглаживают копии древностей и благоговейно приговаривают: «Все, как настоящее, и трогать можно». Они уважают эти копии не за красоту и аромат ушедших миров, а как святые дары от богов «свободы и демократии».
А бизнесвумен страшны необыкновенно, да еще усиливают ужас при помощи курортных мини-юбочек. Из задниц и бедер с помощью микропомпочек выкачан жир, но эти плоские части тела в компании с мосластыми конечностями, рыбьими ртами и талиями в ширину плеч способны убить любую эрекцию на сто лет вперед...
На следующей палубе копируется великая «эпоха заклепок». Так, наверное, выглядели интерьеры на Титанике. Аристократическая бронза светильников, теплая медь изогнутых ручек и тяжелые зеркала, в глубине которых живут благородные предки, трапы с латунными держателями для ковров.
Кругом я видел свои отражения. Мири действительно постаралась. Я еще никогда не был таким классным мужиком. Смокинг подрисовывал мне мускулу и объем грудной клетки. Арматура придавала моему лицу мужественную жесткость и стирала мешки под глазами. Мири чем-то попрыскала мне на макушку, отчего мои редковатые волосики превратились в густой боевой «ежик». Да и улыбка, как у космического волка, капитана Кац-Нельсона из спейс-оперы...
Я скосил глаза налево, откуда донеслось женское дыхание, цокот каблучков и забористый аромат духов. Кто-то проворковал в курортно-эротическом стиле: «Adoro atezarse desnudo. No compondras a mi la compania?» Ага, меня не проведешь, это две длинноногие блондинки точно техманны типа «барби». Билеты тут дороговаты, бизнес-бабы ужасны, а для создания атмосферы светского раута нужны искусственные кукольные персонажи. Проходите мимо, машинки, не задерживайтесь... Ага, похоже, еще одна барби вздыхает за моей спиной.
– Катись дальше, жестянка, не задерживайся, – пробормотал я. – Ve y no vuelvas
[29]
.
– Это вы мне? Я точно еще не жестянка и, к сожалению, не говорю по-испански.
Я скосил глаза еще дальше налево. Нечто, имеющее женские очертания, рассматривает очередной шедевр поатомного копирования. На техманна не похоже, до кондиций Барби этому объекту далековато. Хотя и до бизнес-бабы тоже.
– Нет, это не вам, а ему, паразиту, – кивнул я на рекламный пузырь, агитирующий за сафари в третьем кольце Великого Змея, где «много биомехов, ничем не отличимых от обитателей Серенгети».
– Чем же он вам не угодил?
Я осознал, что стоять со скошенными глазами достойно лишь индийского кинематографа и повернулся к даме.
Нет, она точно не техманн. И если амрашка, то какая-то съехавшая с пути истинного. Слыхал я в «английском клубе», что золотая молодежь с Новосмоленской набережной, где дома напоминают морских тварей, сильно далека от правил. Она то ли достает левые сертификаты «American Not Russian», то ли умеет хакать психоинтерфейсы...
Росточку дама невысокого, в коротковатой юбочке, словно слепленной из золотистых русалочьих чешуек, фигурка пухленькая, волосы темно-рыжие, личико длинноватое, почти морковка, хотя эта морковка миленькая. Глаза вроде не такие, как у амрашей, но мимика типовая. Представилась как Нина Макарова-Нильсен.
