Дальше Богдан Владиленович пришел совсем уж к парадоксальному выводу:
Из всего вышесказанного можно сделать только одно заключение: гибель Носителей предопределена. Человеческий социум, по натуре своей, – конгломерат агрессивных стадных всеядных, сомкнувших ряды клыками наружу в стремлении защититься от внешней агрессии. Человеческий социум – хищник и убийца, и, конечно, не в состоянии долго терпеть Носителей Совести, считая их угрозой своему существованию. Он выявляет их и уничтожает. Причем смерть Носителя чаще всего выглядит как несчастный случай. За гибель таких, как мы, несет ответственность не какая-то реальная группа людей или даже организация – нет, как это не тяжело признать, такова просто спонтанная реакция человечества.
Можно также принять за исходную точку идею одного из наших друзей по переписке, что совесть изначально не присуща человеческому разуму и какие-то силы пытаются насадить ее свыше. Я далек от мысли сваливать все на Божественный промысел, вмешательство инопланетян или иных сверхъестественных существ, однако факт остается фактом – Носители Совести, словно чужеродное тела в огромной аморфной амебе людского социума, и реагирует она на него соответственно. Носители гибнут каждый год, но на смену им приходят новые и неизвестно чем и когда кончится эта война.
Здесь и практически во всех последующих записях, несмотря на то, что его теория выглядела достаточно целостной, а высказывания – категоричными, Круковский постоянно оговаривался: все его размышления – лишь одна из версий, возможно, есть и другое объяснение. Заметки на полях остальных Носителей показывали, что они были настроены весьма критично – версия Богдана Владиленовича не казалась им правдоподобной.
«Никто из них ничего толком не знал, – подумал Арсений. – Бродили на ощупь, как слепые котята».
Далее Круковский замечал в своих записях: «Я не верю Алине насчет Антисовести и черных фигур, она просто немного испуганная женщина, вот и мерещится всякое…».
А следующий кусок был написан знакомой уже Арсению рукой Алины:
Нет, Богдан! Ты не прав. Подумай сам, ведь на каждую человеческую добродетель есть ее антипод. Жалости противостоит жестокость, любви – ненависть, честности – ложь, человеколюбию – мизантропия… и так далее. Значит, и у нашей Совести должен быть противник. Антисовесть. Я не настаиваю на этом названии, придумай сам, какое тебе больше нравится, но она существует, сколько бы ты не спорил. Из Ойкумены нам неоднократно писали о преследованиях Носителей, о черных фигурах, которые все время идут следом. Ты знаешь, я и сама их видела. Потому я уверена: существует Антисовесть, и точно так же, как и мы, существуют Носители Антисовести, наши враги и убийцы.
А на следующей странице Круковский с долей иронии пишет о знаменитом лозунге имперских времен: «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи».
Совесть у нас уже есть, значит, где-то должны быть и ум, и честь. Только спят, наверное. Хорошо бы их найти, с умом и честью жить станет заметно веселее.
Из коридора послышалось шлепанье босых ног, на кухню вышла заспанная Уля. Она провела пальчиком по плечу Арсения, зевнула, прикрывшись ладошкой, и спросила:
– Чего не спишь? Ну ладно, раз ты уже проснулся, помоги мне с завтраком. Собираться пора.
15
На работу он поехал рано. Какой смысл сидеть в пустой квартире? Поспать уже все равно не удастся, а болтаться просто так из комнаты в комнату…
Увольте.
Как ни странно, Глеб уже сидел на месте.
– О! Арсений Юльевич пожаловали! Что так рано?
– Скажи лучше, сам-то ты с чего приперся в такую рань?
– А у меня, может, рабочий энтузиазм! Спать не могу, все о деле думаю!!!
– Это ты кому-нибудь другому расскажешь, кто не каждый день тебя слушает, а мне – давай лучше правду. Выкладывай.
Арсений раскрыл портфель, достал тетрадь, кинул на стол. Сел, немного ослабил узел галстука.
Глеб немедленно воспользовался ситуацией:
– Ух ты! Что за талмуд? Тайный список североморской террористической группировки?
– Нет, вещдок по делу Круковского. Только ты мне зубы не заговаривай, давай, признавайся, что заставило тебя появиться в стенах родной прокуратуры в такое ранее время? Опять поссорился?
Напарник кивнул.
– Выгнала?
– А то! – радостно сказал он. – В пятый раз! Утром, слава богу, а не в три часа ночи, как в марте. Не пришлось в конторе ночевать.
– Да, она у тебя просто ангел. – Арсений и в самом деле поражался терпению Глебовой подруги, которая ссорилась с ним не чаще одного раза в полгода. Вряд ли, доведись ему самому родиться женщиной, он был бы столь терпелив.
– Факт, – важно согласился напарник. – Жаль, крыльев нету. Впрочем, у нас они все бескрылые, только трубным гласом и смахивают на истинных небожителей. Вот недавно как раз один звонил, тебя хотел.
– Кто такой?
– Старший прокурор, советник юстиции первого ранга Генрих Львович Каневский.
Арсений поморщился:
– Ты вообще бываешь серьезен хоть иногда?
– Нет, а зачем?
– Беда мне с тобой. Что хотел бигбосс?
– Потрепаться по душам, наверное. Пусть, говорит, Арсений Юльевич мне перезвонит, как придет.
– Ну, раз начальство просит… Кстати, не переживай, ты тоже без дела не останешься. Нику вчера нашел?
– Точно по твоим данным – нет.
– Тогда слушай дополнительные сведения.
Глеб немедленно принялся напевать:
– Но разведка доложила точно…
– Пиши лучше. Ника работает в Комитете по исполнению наказаний, отдел распределения. Давай, слетай туда, пробей данные по базе. В столице у КИНа только приемное и архив, скорее всего она там и сидит. Если там не будет – посмотри по региональным отделениям. Понял?
– Не боись, найдем твою Нику. Никуда она не денется, – напарник вылез из-за стола, но к двери не пошел, а остановился посреди комнаты.
– Кстати, слышал последний анекдот про североморцев?
– Гле-еб!
– Спокойно, шеф. Я отниму всего лишь пять секунд твоего драгоценного времени. Сидят, значит, два североморца на берегу, ловят рыбу. Вдруг один подсекает и вытаскивает на берег офигительную русалку. Грудь – во! – он выразительно очертил некие аппетитные округлости на уровне собственных плеч. – Попа – во! Волосы до земли, лицо – не оторваться! Североморец подумал-подумал, да и выкинул ее обратно в море. Через полчаса второй рыбак поворачивается к нему и спрашивает: «По-очему?» Еще через полчаса первый отвечает: «А-а ка-ак?» Понял, нет?
– Иди уж, горе мое. Мне сейчас начальству звонить, а ты здесь анекдоты травишь. Представь, что он о нас подумает, если, не дай бог, услышит.
