Крест украсил и третью стрелочку, ту, что шла от «Шаллека», потом Арсений обвел фамилию Круковского еще одним кружком и жирно подчеркнул.
«Получается, что никто из погибших Носителей в принципе не имел шанса передать свой дар перед смертью. Кроме Богдана Владиленовича».
Он погиб в людном дворе, к нему часто ходили гости, студенты, бывшие сослуживцы.
– Ну-ка, посмотрим, – сказал Арсений и пролистнул назад несколько страниц блокнота.
А! Вот она, эта картинка. Схема, которую он набросал больше недели назад: от кружочка «Круковский», в разные стороны тянулись стрелочки: «свидетель перестрелки», «Движение пенсионеров», «Лин Шаллек», «студенты», «Алина». Все они, кроме двух последних были перечеркнуты.
Арсений заштриховал стрелочку «Алина» и позвонил Веберу. Тот уже должен быть на месте.
– Роман? Доброе утро, Арсений Догай беспокоит. Что у вас там стряслось?
Он представил себе, как грубая, словно вырубленная из скальной породы фигура старшего лейтенанта позой и всеми органами чувств демонстрирует недовольство. Мол, звонят тут всякие, работать мешают.
– Здравствуйте, Арсений Юльевич. Вчера участковый, обходя квартиры в доме тридцать два по проспекту Независимости, обнаружил, что с дверей опечатанной квартиры номер семьдесят шесть сорваны пломбы, а дверь приоткрыта. Повреждений на замке он не заметил. Участковый вызвал мою группу. Мы осмотрели квартиру – следов обыска не замечено, на первый взгляд ничего не пропало, все сколько-нибудь дорогие вещи: телевизор, компьютер – на месте.
– Что же там могли искать, как вы думаете?
– Да ничего! Просто мальчишки баловались.
– Вы так думаете? И часто у вас мальчишки залезают в опечатанные квартиры?
– Бывает иногда. Район неспокойный.
– У нас тоже такое бывает. Только потом выясняется, что лезли они по чьей-то просьбе и за неплохое вознаграждение вдобавок. Если взрослого в опечатанной квартире возьмут – это статья, а подросток может и легким испугом отделаться. Скажите, вы не заметили рассыпанных по полу бумаг, открытых ящиков, может, записи какие-нибудь лежали на самом видном месте…
– Я не первый год выезжаю на происшествия, – напряженным голосом сказал Вебер. Слова Арсения задели его за живое. – И знаю – что, как и где нужно искать!
– Просите, Роман, я совершенно не хотел ставить под сомнение вашу компетенцию. Что вы! Просто вы могли не обратить внимания, потому что смотрели: не пропало ли что-нибудь более серьезное. Не обижайтесь. Вспомните, не попадалось ли вам на глаза что-нибудь необычное?
– Что там необычного? Квартира, как квартира. Холостяцкая, неухоженная, книги кругом. Ну, разве что на кухне, на обеденном столе обнаружились две чашки с остатками чая, конфеты в вазочке, печенье… Чашки помыть не успели, поэтому я думаю: он вышел из дома буквально на секунду, пошел, например, провожать кого-нибудь, рассчитывал вот-вот вернуться. А оно вот как все повернулось.
– А! Это очень интересно. Значит, Богдан Владиленович перед тем как выйти на улицу с кем-то встречался. Жаль, мы не смогли раньше получить ордер на обыск квартиры. Ну, как говорится, не было счастья, да несчастье помогло…
Арсений специально играл бессердечного, недалекого следователя, этакую карикатуру на злого прокурорского работника. Таких не любят местные опера, стараются побыстрее выполнить для них всю работу и предоставить данные в самом лучшем виде, что называется, на блюдечке с голубой каемочкой. Лишь бы отвязался.
– Вот какая у меня к вам будет просьба, Роман. Пошлите, пожалуйста, своих людей, пусть еще раз опросят жильцов тридцать второго дома. Основной упор сделайте на собачников, бегунов трусцой, старушек на лавочке, в общем, всех, кто мог что-нибудь видеть в день убийства. Спросите их, не приходил ли к Круковскому посетитель. Если был – пусть опишут внешность, хотя бы приблизительно.
– Это просьба или приказ? – мрачно спросил Вебер.
– Конечно приказ. Вы считает его неправильным?
– Нет, почему же. Правильным, только несколько запоздалым. Сейчас, почти через две недели после убийства, никто ничего не вспомнит.
– Ну, вы все-таки попробуйте. Мало ли что. Договорились?
– Так точно. Один из свидетелей заявил, если помните, что к Круковскому приходила женщина по имени Алина. Может, стоит ее допросить?
Арсению стоило огромных усилий не расхохотаться. «Если помните» – надо же! Доблестный балтийский старлей считает столичного коллегу совсем уж откровенным идиотом. Ну, вот и славненько. Значит пошлет своих людей пахать по полной программе. Чтобы тупой следак из Центральной не заставил переделывать все еще раз.
– С Алиной мы уже поговорили. В тот день она у Круковского не появлялась.
«Вот уж точно! К тому времени она уже несколько месяцев лежала на кладбище».
Вебер молчал.
– Когда можно ожидать результатов? – спросил Арсений.
– Послезавтра.
– Хорошо, жду от вас новостей, до свидания.
Он повесил трубку и улыбнулся.
– Что это ты затеял? – спросил Глеб.
– Хочу еще разок перетряхнуть окружение Круковского. Может, кто чего видел или слышал. Старлей наш говорит, что перед смертью он принимал у себя гостя… ну, или гостью. Очень мне с ним побеседовать хочется.
– Так – «с ним» или «с ней»?
– Не знаю. Когда найдем – скажу.
«Этого гостя следует найти во что бы то ни стало, если, конечно, это вообще возможно».
Арсений заметил, что в последние дни у него все мысли о деле Круковского начинаются с «если». «Это хорошо. Значит, уровень паранойи еще не зашкалил за все мыслимые пределы, и слова коллекционера воспринимаются именно как версия, а не истина в последней инстанции.
И все равно, если верить Сивуру, то новоиспеченному Носителю угрожает неведомая опасность.
Надо его (или все-таки ее?), по меньшей мере, предупредить.
Может, пресловутые Носители Антисовести уже начали на него охоту. Или аморфная субстанция человеческого социума вот-вот переварит новичка.
Тьфу! Вот ведь засела в голове терминология! Не избавишься теперь».
Когда Глеб ушел на обед, Арсений раскрыл дневник Носителей – как он стал теперь называть коричневую тетрадь, подученную от Марка, – и углубился в чтение.
На следующих пяти страницах Круковский приводил легенду о Первородном Носителе:
Да, наши друзья из Империи подтверждают возможность существования такого человека. Якобы он родился в Североморье, еще до Оккупации, потом, спасаясь от войны, уехал куда-то на юг. Вернулся он обратно или нет – никто не знает. Никаких фактов, подтверждающих или опровергающих эту историю не обнаружено. Попытки найти его предпринимались неоднократно. И в Ойкумене, и в Империи Первородного Носителя искали по всем архивам и базам данных, правда, очень осторожно, чтобы не раскрыть себя. Поиски результатов не дали.
