— Ну что? — Левин всё понял и ожидал просьбы. По тону его голоса Щербацкая поняла, что может просить всё, что ей угодно.
— У меня сегодня день рождения… — она говорила тихо-тихо, печально-печально, так, чтобы Левин сам всё понял. Все забыли про бедную Кити, Кити одиноко и обидно, она грустит.
— Да ну? Без балды? И сколько же тебе стукнуло?
— Семнадцать…
— Целых семнадцать? Да ты у нас уже в предельном возрасте, мать?
Внутри у Кити всё упало. Она не знала, что сказать. Да, действительно, двадцать лет — предельный возраст для модели, Щербацкой уже целых семнадцать. Зачем она сказала Левину, сколько ей лет? Могла бы по крайней мере соврать.
— Ты чего там замолчала? Обиделась опять? Кити, ну я же шучу! Семнадцать лет — это ещё… ничего. Ты даже полной правоспособностью ещё не обладаешь, совсем ещё малышка.
Левин рассмеялся, а у Кити слёзы на глаза навернулись. Зачем она позвонила этому ужасному человеку, который ни одной фразы не может произнести, чтобы не издеваться!
— Кити! Опять скисла? Гости-то будут? — спросил «ужасный человек».
— Нет! — Кити оживилась. — Представляешь…
Она заговорила быстро и трагично, заламывая руки, одновременно морща и поднимая брови, горло сдавило, отчего голос стал истеричным.
— Все отказались ко мне прийти! Одна стерва у меня… — Кити хотела сказать «в школе», но замялась, — у меня тут специально празднует день рождения в один день со мной, а после того как я стала моделью, все меня ненавидят. Они меня ненавидят!
Кити тараторила с надрывом, готовая в любой момент разрыдаться.
— Нет, что ты! Они же тебе просто завидуют, — устало выдохнул Левин фразу, которую Щербацкая так хотела услышать.
— Не знаю… Но мне так… Так… Ты себе не представляешь, как ужасно я себя чувствую!
— Кити! Хватит огорчаться, давай сегодня вечером встретимся и как следует отметим твой день рождения, — быстро проговорил Левин, которому страшно хотелось прекратить эту словесную канитель и перейти «ближе к телу».
— Да, это было бы здорово, — Кити произнесла эту фразу манерно и растянуто, хотя именно ради предложения Левина, собственно, и затевался весь сыр-бор. — Но знаешь, у меня есть подруга, самая близкая, она придёт ко мне сегодня.
— Это здорово, когда есть такие друзья, — Алексей порядком устал от этого дурацкого девичьего говора. — Короче, вы там собирайтесь, посидите немного, а я заеду в десять, заберу вас обеих, и мы что-нибудь придумаем, o’кeй?
— Ну хорошо… — тихо и капризно согласилась Кити. Так, как будто это Левин некстати позвонил ей в день рождения и буквально вынудил изменить свои планы, причинив таким образом массу неудобств своим нелепым желанием во что бы то ни стало развлечь Щербацкую сегодня вечером.
— Пока, — Левин убрал телефон в карман, тяжело выдохнул, покачал головой и поцеловал сидевшую рядом с ним женщину в щеку.
— Кто эта дура? — спросила та, не глядя на Левина.
Громкость в динамике мобильного была высокой, и большую часть разговора женщина услышала.
— Да так, думаю, неплохо бы её уболтать поработать у нас, — Левин улыбнулся. — А ты что решила, Мария Николаевна? Любовница, думаешь, у меня? Семнадцатилетняя, да?
— С тебя станется…
Мария Николаевна, жена брата Алексея Левина, красивая сорокалетняя женщина, основала то самое дело, которое с успехом вёл теперь её шурин. В молодости Мария Николаевна была проституткой. Но какой! В неё влюблялись государственные чиновники, дипломаты, актёры. Ходили слухи, будто в изголовье её кровати КГБ вмонтировал жучки, чтобы отслеживать разговорчивых.
Левин не мог оторваться от этой женщины, он бредил ею, боготворил её. Она была действительно прекрасна — длинные тёмные волосы, гладко убранные назад, огромные чёрные глаза с тонкими лучиками еле заметных морщин, ослепительно белая кожа, вампирически красные, тонкие, хищные губы — и всё это естественное, без грамма косметики. Мария Николаевна — опасная, жестокая, расчётливая, хитрая, не способная ни на какие сожаления, не знающая, что такое моральные терзания. Абсолютная эгоистка. Алексей Левин был одержим ею.
Дело, о котором идёт речь, по сути своей было очень нехитрым, грязным и бесконечно низким занятием. Мария Николаевна и компания были известны как самые крупные и надёжные «поставщики» проституток, которых на своём профессиональном жаргоне называли «мясом».
Левины особенно не прятались. Их можно было видеть на всех светских тусовках, в жюри конкурсов красоты всех масштабов и уровней, в актёрских и театральных агентствах — везде, где в изобилии водятся юные искательницы лёгких денег и быстрой славы.
Алексей Левин подходил к своей работе творчески, его профилем были молоденькие, амбициозные, самонадеянные, но при этом глупые девочки, считающие, что они представляют из себя нечто выдающееся — только на том основании, что они худенькие и молодые.
Красота этих девиц с точки зрения взвешенного эстетического вкуса в большинстве случаев была довольно сомнительная, но зато апломб зачастую повергал в шок даже всякое видавшего Левина. К примеру, одна из его «протеже», восемнадцатилетняя студентка платного потока юридического факультета педагогического училища, девица ста семидесяти сантиметров ростом с белыми тонкими волосами и ужасно сальным лицом, поразительно напоминавшая свинью, недавно заявила:
— Ты же не думаешь, что я стану выходить замуж за кого попало?! Я женщина (!) не только красивая, но и образованная. Что ты можешь мне предложить такого, чего бы я не в состоянии была добиться сама? И к твоему сведению, старичок, если на этот Новый год мы не поедем отдыхать в Испанию — нашим отношениям конец. И даже не надейся, что тебе удастся заполучить меня в постель так просто. Я тебе, между прочим, не какая-нибудь там… У меня образование юридическое, и я свои права знаю!
Левин был в ауте.
Само по себе занятие сутенёрством не вызывало у него никаких моральных терзаний. Он искренне верил в то, что молоденькая девушка, проявляющая интерес к состоятельному мужчине старше тридцати пяти, — в душе проститутка, поэтому вся его задача сводилась лишь к тому, чтобы помочь малолетней шлюшке встретиться со своим призванием.
Внешне Левин являл собой живое воплощение мечты каждой своей «жертвы» о богатом и щедром спонсоре.
— Каждая из этих дур, каждая, — говорил он, — абсолютно, непоколебимо, без капли сомнения уверена в том, что настолько хороша, что может получить все жизненные блага в готовом виде по одной-единственной причине: «Потому-что-вот-я-такая!»
Левин заманивал девиц «Ягуаром», безупречными костюмами, швейцарскими часами, обширными знакомствами, фотографиями со звёздами шоу-бизнеса. Он ничего не обещал, аппетиты у девиц просыпались сами. Алексей Левин не уставал поражаться тому, что большинство этих «недочеловек», как он называл юных прелестниц, считает его старым кретином, ослеплённым страстною поздней любовью!
