— В ГУВД считают, что смерть Шамиля, последнего из оставшихся в живых родственников Ибрагима Казибекова, положит конец тянущейся с весны войне…
— Нет, только не это!
Борис выключил криминальные новости и медленно поехал вперед. Притормозил, пропуская идущую по пешеходному переходу группу: седой старик с тремя разновозрастными подростками.
И вновь надавил на газ.
«Пора выбираться отсюда!»
Он решил выскочить на Садовое. Все время прямо. Все время прямо. Опуститься под эстакаду, чуть постоять на светофоре и подняться на мост через Яузу.
Прочь, прочь от Таганки!
Прочь от болвана!
Прочь!
И ему почти удалось.
Правое переднее колесо спустило в тот самый момент, когда «Вольво» уже наполовину покинул площадь.
Пивоваров понял, что сопротивляться бессмысленно.
Он дотянул до тротуара, выключил двигатель, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
* * *
Борис не стал вызывать механиков или менять колесо самостоятельно. Зачем? Сменишь колесо, через мгновение заклинит двигатель. Поставишь «Вольво» на эвакуатор — поломается и тот. Таганка не отпускала, Таганка просила задержаться.
Таганка хотела, чтобы он что-то сделал…
Что?
Через двадцать минут и две сигареты Пивоваров понял — что.
Он отправился в ближайший магазин и купил книгу о Москве.
И долго читал ее, сидя в салоне машины.
А потом почти час бродил по площади, вглядываясь в старые камни и в лица прохожих, в дома, давным-давно построенные богатыми купцами, и в новостройки. Он пинал последние кучки желтых листьев, рассматривал проезжающие мимо автомобили и слушал истории, что шептал ему промозглый осенний ветер.
Московский ветер.
Он слушал голос города, в котором родился и вырос. Слушал голос города, о котором, как ему казалось, знал все.
Он знакомился с Москвой…
