Вот она. Почему-то женщинам нравится цвет плоти.
Единственной двигающейся рукой М. подвинул к Ноа розовый предмет, который до этого незаметно лежал у него сбоку, между телом и стеной. Ноа вздрогнула, эту тетрадь она и вправду несколько раз видела у сестры, но не обращала внимания. М. улыбнулся, приняв испуг Ноа за всплеск чувства.
— Смешная, правда? Написано: «Дневник для девочек». Весь в сердечках. Как вы понимаете, я открыл и начал читать, честно признаться, не мог оторваться. Здесь все про меня. Прекратил, когда сгустились сумерки, — букв не стало видно, и я понял, что засиделся. Прочтите теперь вы, чтобы простить меня, не винить в ее смерти. Она никогда меня ни в чем не винила.
«Но он чувствует себя виноватым», — подумала Ноа, погладив свой живот.
— Да, я чувствую себя виноватым, — испугал ее чтением мыслей М. — За то, что сразу не сказал ей о том, что никогда в жизни не хотел женщину! Но не сказал лишь потому, что всегда надеялся, что однажды встретится такая женщина, которую я захочу, полюблю — в полном, целостном смысле этого слова, со страстью и нежностью одновременно. Я боялся соврать, понимаете? Но страсть… Страсть острее, когда она опасна, когда она запретна! Я желал Л. сильнее всего на свете, потому что понимал смертельность и безысходность своей любви — она ведь губительна, это табу! Мы ведь как бельмо для вас, мы смердящие источники разложения вашей морали, ваших «устоев общества» — язвы, которые должны быть выжжены огнем и серой. Содом! Лик смерти над нашей постелью — как самый последний закат… Я любил Л., страсть сжигала меня! Я горел! Каждый раз был последний! Понимаете? Это был мой ад — каждый раз без надежды на завтра! Нет, вы не можете понять. Грех может быть дороже рая, дороже жизни, души!!!
М. стонал, бинты безжалостно врезались ему в обгоревшее мясо.
Ноа гладила свой живот, глядя, как М. бьется в предсмертной агонии. Ребенок вел себя спокойно, даже слишком.
«Мне совсем не жаль М.», — вдруг пришло Ноа в голову. «Это он виноват в смерти моей сестры», — заключила она, раз и навсегда покончив со своими сомнениями.
— Верьте мне, пожалуйста… — сказал М. с какой-то надеждой, протянув остаток руки в том направлении, где должна была быть посетительница. Ноа инстинктивно, бессознательно отшатнулась от его руки, прикрыв свой живот. Ребенок беспокойно зашевелился. Потом осторожно подошла, наклонилась, взяла с его груди розовую тетрадку и тут же отпрянула назад.
— Так вы все еще вините меня? — спросил М. Ноа вздрогнула: она думала, что М. уже умер или, по крайней мере, потерял сознание.
— Да. Вы не могли полюбить мою сестру. И не имели сил честно ей об этом сказать.
М. как-то болезненно сглотнул.
— Вы не поняли… Вы даже не услышали! Уходите, глухая, мертвая! Вон! Ваше прощение не стоит меня! Если бы я знал, то не позволил бы вам оскорблять своим присутствием последние минуты моей жизни! Умереть проклятыми, без покаяния и прощения — удел Содома и Гоморры. Уходите. Не оборачиваясь, уходите! Не смейте наблюдать мою смерть, величие карающего Бога! Вы не достойны этого!!!
Он метался на кровати, расшвыривая свои бинты, с ужасным стоном и хрипом, кровь выступила на белых марлевых лентах. М. поднялся, его тело словно взлетело в последней судороге в воздух и, замерев так на секунду, освободило наконец душу. И как только она покинула этот мир, тошнотворный запах серы наводнил палату, больницу, весь город.
Ноа шла быстро, не оглядываясь, почти бежала, насколько это было возможно. Розовая тетрадка горела в ее руке.
В трамвае она открыла ее и стала читать.
23.03
Сегодня М. был так задумчив, так молчалив. Я пытаюсь понять, о чем он думает. Заглядываю в его глаза. А он их опускает. Прячет от меня свою душу. Не хочет пускать в нее. Мне так хочется обнять его, прижаться… Нет. Согреть его. Согреть его! Но моего тепла для него не существует. Есть только Л.! Л. как маяк — его свет не греет и даже не пробивается сквозь туман, но М. упорно идет к этому маяку, каждый раз разбиваясь о прибрежные скалы. Так и я…
25.03
Наши отношения всегда заканчиваются погружением под землю. Это своеобразные похороны-встречи, сопровождаемые торжественным молчанием. Никогда больше во мне не бывает такого разрывающего душу желания жить вечно. Я хватаюсь за его руку, как за уходящую душу, пытаясь остановить смерть. Жизнь дарит мне прощальное счастье: он снимает жесткую кожаную перчатку — глухая броня против прикосновений всегда покрывает его тело — и позволяет моей руке немного подержать теплое, нежное счастье.
Все мое существо замирает на этих тонких длинных пальцах, которые поглаживают всю мою душу, сконцентрированную в этот момент на кончиках подушечек, которых он едва касается. Каменный пол неумолимо течет к двери. Двери, которую он заботливо распахнет, облегчая мне переход в иной мир.
Турникет-Харон нагло потребует платы за перевозку через Лету. Забвение, в которое он погружается в тот момент, когда я растворяюсь в сонме жужжащих и толкающихся душ. Еще мгновение, и бездушная металлическая лестница медленно опустит меня в ад.
Я ненавижу все двери, турникеты и эскалаторы в мире.
27.03
Сегодня мы не виделись, я вырезаю лепестки для розовой гирлянды, которую мама хочет повесить в гостиной. Искусственные розы похожи на манекены — их форма идеальна, этим они и скучны. Идеальная форма скучна… Мы ценим искусственные розы меньше настоящих, потому что они не умирают, они будут висеть в своей гирлянде, такие же идеальные и нетленные, как и в день создания.
Мы не ценим того, что не умирает. Роза, которой суждено увянуть, погибнуть через несколько дней, одаривающая нас прощальным ароматом, цветением, через которое уходит ее жизнь, — дорога нам… Дорога тем, что отдает жизнь. Искусственная роза ничего не отдает — потому она не ценна. Она висит в своей гирлянде среди сотни ей подобных, пыльная и засиженная мухами…
Милый мой М.! Моя жизнь принадлежит тебе! Но почему-то я постоянно чувствую себя искусственной розой.
1.04
С самого утра я жду розыгрыша. Что кто-нибудь меня разыграет. Кто-нибудь выкинет что-то забавное, и мы будем смеяться и валять дурака целый день. М. звонил один раз и не вспомнил про Первое апреля. Да здравствует День глупости и вранья — Международный женский день!
2.04
Сегодня М. говорил о неотвратимости возмездия за грехи. Говорил, что только безгрешные — бессмертны, но лично он не встречал ни одного бессмертного или хотя бы долгожителя. А какие грехи у меня? Я не помню ни одного случая в своей жизни, когда я кого-то серьезно обидела, сильно завидовала кому-то или желала зла. Единственный мой грех — в постоянном желании грехопадения. Чистота, которой я должна гордиться и радоваться, тяготит меня. Все с презрением говорят о женщинах, навязывающихся мужчинам, а я жажду его поцелуев, его тела, его страсти. Мой грех — желание. Значит, я скоро умру.
