Меж облетевших деревьев и кустов, почерневшей от времени скамьей, на темных плетеных стеночках неестественно яркие, огненно-багряные листья девичьего винограда…
Тихо-тихо, только какая-то птица разгуливала по крыше. Железные листы еле слышно позванивали, словно по ним постукивали гвоздем.
А может, не по крыше, а по нервам. Катя шла впереди меня, и чем больше я в нее вглядывался, тем лучше видел: что-то ее волнует. Что-то…
Не слишком ли быстро она сдалась?
Наверно, поэтому я успел схватить ее за локоть, когда она – мягким, быстрым движением – скользнула за угол.
– Далеко?
– Ты слышал? – обернулась она ко мне.
– Что именно? – Я поудобнее перехватил ее правую руку. Взял под локоть, как кавалер.
– Словно звали кого-то…
Та-ак… Началось. Да, не просто так она слишком быстро согласилась все рассказать.
– И кого же звали?
– Не знаю… Кажется… Вот опять!
Я прислушался и усмехнулся.
Конечно, никто никого не звал. Но похоже. Какой-то ворон. Сиплый крик птицы очень походил на человеческий хрип: «Кар-рина, Кар-рина…»
Я перестал скалиться.
Карина. Именно так звали ту чертову суку, что жила здесь… Я помотал головой, отгоняя наваждение. Угадал бы я в его крике это имя, если бы не знал? Сомневаюсь… Именно так и рождаются легенды о призраках…
– Пошли, выдумщица. – Я потянул ее за руку.
Но она уперлась:
– Стой… Смотри.
По металлической крыше застучало совсем близко – прямо над головой. Ворон сидел на самом краю навеса над дверью.
– Он на нас смотрит… – шепнула Катя.
Ворон замер, переводя взгляд с меня на Катю. Словно выбирал. Наклонил голову, усердно обдумывая что-то. Его блестящие глазки остановились на Кате.
– Кар…иха! – прохрипел он. – Кар-рих-ха!
Ворон вдруг напрягся и стал раскачиваться на лапах вверх-вниз, словно запертый в клетке попугай.
– Кар-риха! Кар-рина! Кар-ри-ра-ха! – орал и орал он, раскачиваясь все яростнее.
– Он словно с нами разговаривает, – шепнула Катя.
– Угу. Ты его возбуждаешь.
Она ткнула меня локтем, не отрывая взгляда от птицы. Только это ее и спасло. На очередном качке вверх ворон не пошел вниз, а взмахнул крыльями, переваливая через стальной порожек крыши, и ухнул вниз. Прямо на нас. На Катю…
Я выбросил руку, но лишь задел птицу по хвосту. В последний момент ворон ударил крыльями и завис в воздухе – словно не в голову клюнуть собирался, а на плечо ей сесть хотел.
– Убери эту заразу! – вопила Катя, заходясь нервным смехом. – Убери ее от меня!
Нагнув голову, чтобы спасти лицо, свободной рукой она молотила воздух над собой. Я тоже. Ворон бил крыльями и висел над нами, яростно клекоча.
Не такой уж он и хриплый. Горластые звуки оглушали. Казалось, это не одна птица – целая стая воронов орала. И в пустом вроде бы лесу откуда-то издали заорали ему в ответ. И еще, и еще, и еще…
Или это у меня в ушах звенело от его крика.
Наконец-то ворон вспорхнул выше, сделал круг и пропал за крышей дома.
– Господи, что это было? – Она все смеялась, никак не могла прийти в себя.
– Я же говорил, что ты ему понравилась. Пошли.
Я потянул ее влево, но она опять уперлась. Мотнула головой в другую сторону:
– Подожди, у меня там мотоцикл…
Я с трудом удержал ухмылку. Вторая попытка никак?
– Ну уж нет, лапочка. Ты поедешь со мной, в машине.
– А мотоцикл?
– А я тебя потом сюда привезу.
– Но…
– Хватит, ладно?
Мне надоела эта игра.
Она пожала плечами и пошла за мной. Я крепко держал ее под руку.
– Так и будешь держать меня за руку?
– Тебе не нравится прикосновение крепкой мужской руки?
– Когда прикосновение – нравится. А когда вцепился как краб… Неужели думаешь, что я убегу?
Не выпуская ее руки, я согнул левое запястье, правой сдвинул рукав плаща с часов.
– Почти два часа… – заметил я. – И ни одной машины.
Я покосился на Катю. Она невозмутимо глядела вперед, где сквозь ветви, под склоном холма, чернела дорога.
Дать ей еще минут пятнадцать… Может, надоест дурочку валять… Сама расколется…
С холма поселок был как на ладони. Из-за сплошного кирпичного забора выглядывали десятки крыш – больших, с изломами, уголками и даже башенками. Одни крыты красной черепицей, другие зеленой. На двух домах вместо черепицы темнели панели солнечных батарей.
В таких домах живут с семьей, прислугой и охраной. В этом поселке, больше похожем на маленькую крепость, живут сотня-две людей. Паучиха не может жить здесь.
Или она надеется меня убедить, что если по этой дороге не ездят, то и в городе никто не живет?.. Жаль, что оставил карту в машине. Наверняка где-то с другой стороны поселка есть еще одна дорога, по которой все и ездят…
Ладно, хватит. Стараясь сразу не заводиться, я начал:
– У меня такое ощущение, что по этой дороге вообще никто не ез…
Она сжала мою руку, а через миг из шорохов дождя вынырнул звук мотора.
А еще через несколько секунд я впервые за два часа отпустил ее руку.
По дороге промчался черный «мерин». Черный, блестящий от дождя и с легким, но отчетливым пурпурным отливом. Две тугие волны брызг окатили обочины, над дорогой повисла пелена – туманные смерчики из крошечных брызг.
Я поднял к глазам бинокль.
В стене, возле серых ворот, выступал стеклянный эркер проходной. За стеклом проступило бледное пятно, но, прежде чем я успел рассмотреть лицо, оно уплыло обратно в глубину, а ворота пошли в сторону, обнажая блестящий рельс поперек дороги.
«Мерин», чуть притормозив, пока ворота открывали достаточный проезд, шмыгнул внутрь, и ворота тут же пошли обратно.
– Ну что, теперь доволен? – спросила Катя.
Я все переводил взгляд с ворот, за которыми скрылся пурпурный «мерин», на крыши за ней. Столько людей… Как эта чертова сука может жить здесь?
– Уснул? Пойдем. – Она пихнула меня в бок. – Ничего интересного больше не будет.
Я вздохнул, стал подниматься.
– Здесь… – начала Катя. – Нет, подожди.
Показалась еще одна машина. Красная «мазда». За лобовым стеклом мелькнул женский силуэт, я едва успевал ловить машину в бинокль. Она стрелой летела по пустой дороге. Не сбавляя скорости, шла на ворота, будто собиралась взять их на таран.
