Но ведь это будет не сразу? Позже…
Где-нибудь вечером? Поздно вечером…
Надеюсь.
Очень надеюсь, что не раньше. Тогда промежутка между приступами хватит на встречу. На осмотр городка и того, что они там нашли. Мне ведь только там нужна чистая голова и внимательные глаза. А потом, ночью… Переживу как-нибудь. Ничего.
Ничего! За три дня не подохну, не успеет меня эта дрянь дожрать. А потом…
Я ощерился. А потом уж что будет. Главное – у меня есть эти три дня. И я успею сделать то главное, что надо сделать.
Должен сделать!
А потом…
Это будет потом. Когда уже неважно. Судьба такая, выходит… Поломатая.
Я прождал его до темноты. Недалеко от трассы, где и договаривались.
Виктор, мрачный и молчаливый – единственное, что он сказал за всю дорогу: «Нет! Может, Катька…» – дальше повез меня на своей. «Козленка» заставил бросить, чтобы не светился.
Сам он был на другой машине.
Кабачок тоже был другой. Ближе к Москве. Недалеко от паучьего поселка. Совсем рядом с тем городком, где они искали водопой.
«Золотая рыбка» в огненных сетях. Вход и весь первый этаж от улицы отделяла стена красных светляков – полог из едва различимых в темноте проводков, усеянных светящимися диодами. Да и вообще здесь было светлее. Не самый край города, и прямо напротив входа – яркий уличный фонарь.
Внутри пахло ухой, жареным луком и выпечкой. Боже, как здесь пахло выпечкой!
На блюдах румянились крошечные пирожки четырех разных видов. И с мясом, и с грибами, и морковные, и яблочные. Курился пар над чашками с янтарным, крепким чаем…
Лица Кати и Виктора висели над этим великолепием бледными, траурными блюдцами.
Охотнички…
– Совсем ничего?
Катя покачала головой. Виктор ощерился:
– Ты не понимаешь, Храмовник! Там хрен найдешь…
– Что?
– Да в том-то и дело, что хрен его знает, что искать! – Виктор обеими ладонями ткнул стол в бок, как подрезанный водитель шлепает по рулю. Вздрогнула столешница, заиграл чай, дробя свет в ряби.
– На карте только галочка, – сказала Катя. – Отмечен сам город – и все.
– Город… – процедил Виктор. – Одно название! Ни одного нормального, современного дома нет, чтобы с кучей молодых семей… Все допотопная мелочь какая-то, развалюхи…
Я закрыл глаза. Попытался сосредоточиться, выдавить аспириновую вату из головы.
– Так что же вы искали тогда?
– Что угодно, – пожала плечами Катя. – Что глаз зацепит. Наудачу.
– Эта сучка с претензиями, – сказал Виктор, прищурившись. – Домик в глуши ее не соблазнил, подошел только поселочек нуворишей… Тут должно быть то же. Выцапывать мальчишек по одному из старых развалюх или панельных коробок – это не для нее. Я думал, там должен быть новый микрорайон – где-нибудь на краю городка, с хорошими домами, с соответствующей публикой. Чтобы холеные, откормленные детишки, и по трущобам таскаться не надо. По высшему разряду, короче… Только там даже одного такого дома нет, на весь городишко! – Он снова врезал в ребро столешницы, и на этот раз чай расплескался на блюдца.
– Должно? – вернул я его в колею.
Виктор вновь ощерился:
– Расчет был такой… Только ни хрена! – Он сжал кулаки, с видимым усилием сдержался, чтобы не долбануть стол в третий раз. Схватил пирожок и оторвал его кончик зубами так, будто сворачивал кому-то голову.
Аромат пирожков, только что такой будоражащий, теперь казался мне далеким и пустым. Рука ныла даже сквозь аспириновую ватность. Вот тебе и три дня… Минус один. И один остается. Всего один день.
А потом новолуние и вынужденные четыре недели перерыва. До следующей предноволунной ночи, до следующего шанса. Четыре недели, которые я уже не переживу.
– Вы весь город осмотрели?
– «Город»… – с отвращением процедил Виктор.
– Пополам, – сказала Катя. – Одну половину он, другую я.
– Завтра наоборот, – сказал Виктор. – Она мою, я ее… Вдруг что-то упустили…
– Я поеду с вами.
– Да сиди ты уж! Инвалид… Ногу заращивай! Как-нибудь и без тебя…
– Я. Еду! С вами!
Виктор прищурился:
– Ты куда-то спешить, Крамер? В гости к смерти? И нас с собой приглашаешь?.. Они же тебя видели, дурак! Если мы на них случайно наткнемся, что тогда? Они же тебя узнают! Возьмут и тебя и нас!
– Но он может… – начала Катя.
– Не может, – отрезал Виктор. – Ты лучше ешь и в разговоры особенно не вникай. Кое-кому сегодня еще кое-что надо сделать. И желательно на не совсем отупевшую голову. Нет?
– А что, если мы Влада тоже свозим к той…
Виктор положил руку на ее пальцы.
Вдруг стало тихо-тихо.
– Той?
Я оглядел их лица. Виктор ответил невинным взглядом, но Катя опустила глаза.
– О какой той речь?
– Ни о какой. Не твое собачье дело, Храмовник.
– Расскажи ему, – сказала Катя, не поднимая глаз.
Но я, кажется, уже понял. Понял и еще кое-что, чего не понимал раньше. Гораздо раньше…
– Так вот почему ты ее выдерживал один в один… – пробормотал я.
Кроме него, никто из нас не выдерживал ручную дьяволицу Старика без крысок. Ни Гош, ни я, ни тем более Борис…
Стоп.
Стоп-стоп-стоп… Я потер лоб, соображая.
– А Старик? Он об этом…
Виктор смотрел на меня невинным, чуть смешливым взглядом.
Вот как… Старик не знал. И Гош не знал. Если бы знал, мне-то бы сказал.
И если у Виктора есть какая-то сука для тренировок, своя маленькая ручная дьяволица, – выходит, он охотился один. Как я, только даже без Гоша на подхвате. Совсем один. Втихаря.
– Но ты же, гад, меня отговаривал! Ты же…
Катя положила ладонь мне на руку.
– И тогда… – прошипел я.
В тот последний раз, когда мы отмечали успешную охоту… Я почти видел взгляд Старика – смесь горечи и решимости, которая так меня напугала.
– Ты ведь стал бы ему помогать, если бы он решил сделать как угрожал, да?.. Стал бы, – кивнул я, читая в его глазах. – А сам…
Виктор невозмутимо пожал плечами:
– Надо быть готовым ко всему.
– К Старику подлизывался, а сам его обманывал…
– Слушай, ты! – вдруг рявкнул Виктор. Теперь уже Катя взяла его за руку, но он сбросил ее пальцы. – Ты меня с собой-то не равняй! Я, может, ему кое-чего и недоговаривал, но в главном не обманывал! Я охотился, но на неприятности не нарывался! Я сюда, к этой гребаной столице, не лез! И это ты! ты! ты, а не я притащил к нам на хвосте эту суку!
