– Длина волос? – деревянным голосом спросил Виктор. Пальцами он стиснул столик так, что суставы побелели.
– Короткий ежик… – пробормотала Катя, переводя взгляд с него на меня. – По-военному так… И…
Виктор вскинул на нее глаза.
Катя коснулась пальцами волос над левым виском.
– Вот тут у него, кажется, волосы седые…
Виктор медленно повернул голову. Теперь он глядел на меня, но, кажется, не видел.
– Она успела…
– Но ты же сам сказал, что он… – пробормотала Катя. – Что даже если его возьмут еще живым, то он… – Катя потрясла головой. – Не понимаю. Ведь не стала бы она держать его сумасшедшего?..
Виктор глядел не на нее, на меня. И я знал, о чем он думает.
– Кровь… Много… – едва слышно пробормотал он. А может быть, я.
Вот почему крови было много… Почему в двух местах… И почему – разная.
И те короткие прозрачные трубки – с иглами на обоих концах…
Я не помню точно, видел ли это, когда был в доме, обратил ли внимание тогда, или это теперь память услужливо прогибалась, но мне казалось, что видел: шланг, заляпанный изнутри темным… но не дрянью, а засохшей кровью. Густой, свернувшейся кровью. С иглами на обоих концах.
– Черная… И без дряни…
– О чем вы? – спросила Катя. – Влад, ты был там?
– Последняя группа… – пробормотал Виктор. – Ему бы подошла любая кровь… Нет! – вдруг тряхнул он головой. – Не может быть! Не верю!
Он рывком поднялся, бедром двинув столик. Посмотрел на меня.
– Я должен сам проверить. Ты перепутал, Крамер. Ты что-то перепутал.
Но он стоял и никуда не уходил.
Он знал, что я не перепутал. И даже если те заляпанные изнутри кровью шланги с иглами на обоих концах только сейчас родились в моей голове, из обманчивой памяти, удобренной тем, чего я боялся больше всего, – это ничего не меняет. Если я и не заметил их тогда, это не значит, что их там нет.
Они там есть. Или что-то еще, чем они смогли перелить кровь напрямую. Есть там.
Они вскрыли Старику вены – вот почему та кровь так черна, чернее обычной засохшей крови. Венозная кровь, полная той дряни… А потом перелили кровь одного из тех пурпурных. Или двух. Или трех. Сколько было надо. Старику подошла бы любая.
И она подошла. Сменила его кровь, вымыла из его вен ту дрянь.
Может быть, сменили кровь дважды, если одного переливания было мало. У них хватило бы крови. Там было пять машин, в каждой по двое-трое…
Перелили прямо там, у стола с телом его девочки. Успели прежде, чем эта дрянь изувечила его разум.
Черт бы их побрал, но они успели. Иначе бы Старик не был сейчас там. Держать сумасшедшего она бы не стала. И если он там…
Я тоже поднялся.
– Надо брать ее. Брать ее и идти в ее поселок. За Стариком.
Виктор молчал.
Катя глядела в стол.
– Надо идти!
– Надо подумать, – проговорил Виктор деревянным голосом.
Лицо такое же деревянное. Он стоял над столиком не садясь и не двигаясь, как истукан.
– Там Старик.
– Мне необходимо подумать… – пробормотал он, кулаками сжимая голову.
Вдруг огляделся, словно не мог сообразить, где он. Шагнул к выходу из закутка.
– Вить?.. – вскинула глаза Катя.
Я поймал его за рукав:
– Куда ты?
Он выдернул руку, даже не оглянувшись.
– Я должен посмотреть! Сам…
Стукнувшись плечом о косяк, он вывалился в коридорчик и тяжело зашагал прочь.
Суп, пирожки, нарезки теперь казались восковыми обманками. Желудок стал ссохшимся бумажным мешком, отказывался принять хоть кусок, но я все-таки впихивал в себя еду.
Хочешь не хочешь – надо. Силы мне сегодня понадобятся.
Я заставил себя выхлебать весь суп и давился ветчиной с пирожками, пока не почувствовал, что в животе стало тяжело.
Катя молча сидела рядом. Оцепенело глядела на меня, будто спала с открытыми глазами.
Я схватил ее за руку и потащил в коридор.
– Влад?..
– Пошли!
– Куда?..
– Попробуем зайти с тыла!
Должен же быть способ пробраться туда незаметно…
– Но Виктор… Он же еще…
Я оглянулся на нее, но она уже замолчала.
Она тоже прекрасно понимает, что его поездка ничего не изменит.
Когда мы вышли на улицу, я ее уже не тащил. Она словно проснулась. Снова обрела цель. Быстро и легко скользила рядом со мной.
Оглянулась на свой мотоцикл, но я дернул головой. Подтолкнул ее к «козленку». Еще вернемся сюда. Пока Виктор доберется до Смоленска и обратно, мы сто раз успеем съездить.
Уже в машине она сказала:
– Но с тыла там ручей.
– Знаю, что ручей. Но наверняка там есть какой-нибудь брод из валунов. Или ствол упавший…
Куда больше меня волнует, что там может быть кроме ручья.
Что, если весь этот миленький пансионат не просто водопой? Не только водопой, но и хитроумный капкан на охотников, что любят охотиться у водопоев?..
Сумерки наступали наперегонки с «козленком».
Тень машины неслась сбоку, все длиннее. В зеркале заднего вида слепило солнце – огненно-золотая дыра в оранжевом заднике. Голые ветви деревьев бессильно скребли его и уплывали назад.
Позади лесочка, в котором разместился пансионат, была еще одна дорога. Ну когда-то была… Сейчас от нее осталась только глинистая колея. То и дело гуляла из стороны в сторону, ныряла и горбилась, но «козленок» ее одолел.
Катя коснулась моей руки.
– Где-то здесь, наверное…
Я послушно сполз вправо на обочину и заглушил мотор.
Слева, сразу от края дороги, земля падала куда-то вниз, лишь дальше, метрах в тридцати левее, на уровне обрыва виднелись голые верхушки березок.
Когда я подошел к краю, Катя уже заглядывала вниз.
Склон крутой, но со складками. За них кое-как цеплялись кусты. Из глинистой земли выглядывали валуны. Метрах в сорока сбоку было чуть положе, и там по этим складкам, виляя между кустами, сбегала тропинка.
А прямо под нами начинался лес. Сначала березки, к ним примешивались елочки, и вдруг все обрывалось, какой-то провал среди вершин. Полоса пустоты шла с востока на запад. Ручей. За ним виднелись одни только высокие сосны. Где-то там и пансионат…
Ага, вон вершины повыше – тот чертов холм. Значит, левее, прямо перед нами, пансионат, все верно. У Катьки великолепное чувство местности.
