– Пошли, Шатун, – командовал Виктор. – Гош… Гош!
– А Гош… – неуверенно подал голос Шатун.
– Куда он делся?!
Я обернулся. Свет фонаря, хоть и очень слабый здесь, давал рассмотреть их фигуры.
– Туда. – Шатун дернул подбородком вправо.
На холм. В сторону дороги, где сейчас едет «ауди». Или, если Виктор прав, уже не едет, а остановилась, и чертова сука ждет, пока мы начнем атаку. Чтобы ударить с тыла, взять нас в клеши, из которых нам уже не выбраться.
– Черт бы его побрал! – зашипел Виктор сквозь зубы.
– Он, наверно, к доро… – начал Шатун, но Виктор крутанулся к нему:
– Следи за домом! Вот все, что от тебя требуется! – Громко щелкнули крышки бинокля. Их не закрыли, вбили в борта объективов. – Что за люди… Детский сад, штаны на лямках… При этом каждый себя Фейнманом мнит, не меньше… Аналитики доморощенные, в хрупь нахрапом…
Смотрел он уже на меня. Я оглянулся на дом. Кавказца не видно. Молоденького красавчика тоже. Свет в окнах не вспыхивает, никто шум не поднимает.
Но это не значит, что они не вышли все вместе, тихонько, через черный вход… С оружием. С паучихой, что еще хуже. Может быть, и с волком – новым. А может быть, и с тем…
Я тряхнул головой. Не сходи с ума! Но…
Я глядел в темноту, правее холма, где вдали проходит дорога, где сейчас была литая тьма, пытался различить шум машины. Проехала? Встала?
Дождь скрадывал звуки. Ни огонька там. И
это плохое место.
Гош, Гош, что же ты задумал? А может быть…
Я поежился. Может быть, это не он задумал. А та сука, что приезжала. Вовсе не спала она, а прекрасно заметила Гоша. Разом проникла в него, все увидела, все поняла, все сообразила и потому не стала трогать его. Дала Гошу вернуться. Чтобы мы думали, что ничего не случилось. А теперь они возьмут нас в клещи. Удавят всех. Чтобы ни один не убежал.
А может быть, она не только прочла Гоша, но и прибрала его к рукам?.. Быстро, даже не останавливая машину. Такая сильная, что сразу смогла его сломать. Прибрала к рукам, и не по своей воле Гош вернулся. А теперь не по своей воле ушел – как раз тогда, когда Виктор потянул нас уходить. Ушел, чтобы мы чуть задержались. Ждали, когда Гош вернется, а он вернется не один, а…
– Вон, – шепнул Шатун, вскинув руку.
Справа, сильно правее холма, далеко-далеко, показалась красная точка. Пропала, но рядом подмигнула другая такая же, пропала, снова показалось, вынырнула и вторая… Габаритки. Далеко-далеко за деревьями.
Слева, между стволов деревьев, где тень холма легла границей между тьмой полной и мраком с куцыми отсветами далекого фонаря, влажно блеснул плащ Гоша.
– Не паучиха, – сказал Гош.
Виктор ответил не сразу. Голос его был хуже ледяного дождя.
– Ну, допустим. А если бы это была паучиха?
Но Гоша-то ему не пронять. Гош просто отмолчится. Когда можно ответить, а можно и промолчать – Гош всегда выбирает промолчать. Говорит, только когда без слов не обойтись.
– Была бы паучиха, тогда бы и проверили… – пробурчал Гош.
Я поглядел на Гоша, пытаясь разобраться в его лице. Похоже, и он не выдерживает. Даже он. Как и я, и Виктор, и Шатун. Тоже сам не свой, раз на риторические вопросы отвечать начал…
– Но если это не паучиха, а жаба… – начал Шатун.
– Я лишь сказал: допустим!. – оборвал его Виктор. – Я не сказал, что это не была паучиха! С чего ты взял, что эта сука его не заметила? Лишь потому, что он не заметил ее касания?.. – Виктор раздраженно выдохнул. – Пойми, мы с такими еще не сталкивались! И я не знаю, на что они способны. И Гош не знает! Может быть, она его прекрасно заметила? Еще в первый раз! Когда проехала мимо него к дому. Оттого и уехала она так быстро – получаса не прошло! Не маловато для ритуала, а?.. Вот-вот. Подумай. Что, если она его сразу заметила? И сейчас опять заметила, но пропустила… Чтобы был уверен, что она уехала. А может быть, она его еще и тихонько подтолкнула к уверенности, что она жаба. А? Об этом ты подумал, мишка-оторва?
Я поежился. Мне вдруг стало холодно.
Этот пижон может мне не нравиться, но голова у него соображает. И если его логика дает то же, что и мои предчувствия… Я очень хотел надеяться, что это мое предчувствие – лишь отзвук удара паучихи, но…
Нет, нет, нет! Не надо сходить с ума!!!
Я стиснул кулаки. Чертова сука! Неужели я для нее как тот мальчишка, которого она отдала подружке? Всего одно касание – и я уже как дрессированный мышонок? Куда подтолкнули, туда и семеню, поджав хвостик?..
– Так что все, господа охотники, – сказал Виктор. – Объявляю на сегодня сезон охоты…
– Гош? – позвал я, и голос показался мне чужим.
Я не различил, кивнул ли Гош, но в темноте металлически заскрипело, будто на болт навинчивали ржавую гайку. А потом тихонько застучал ритм, набирая силу, раскрываясь всеми тремя линиями – и щелканьем, и колокольчиками, и почти свистом, – выводя пролеты ритма.
– Гош, не дури… – сказал Виктор.
Гош не остановил. Ритм совершил круг, началось заново. Пропитывая мои мысли, мышцы, удары сердца… и наполняя меня самим собой.
Тем, каким я должен быть. Хотел быть.
Сколько раз я слышал ее? Тысячу? Десять тысяч? Малую долю перед атаками, куда чаще там, в городе. От этого ритма веяло домом – моим настоящим домом – домом Старика и им самим. Его цепкая рука сильнее моих двух. Внимательные глаза. И запах старых книг из его кабинета, мешающийся с ароматом чая, тихий звон чашки о блюдце, спокойствие, уют и уверенность, что все будет так, как должно быть, потому что иначе и быть не может…
Я оглянулся влево:
– Шатун?
Его лицо едва угадывалось в темноте, но мне показалось, что он покосился на Виктора…
Но через секунду голова дернулась: вверх и вниз.
– Тогда держись за мной.
– А мне ваша честь какое место отведет в предстоящей битве? – спросил Виктор. Голос выдавал усмешку. Все еще не верит, что мы начнем атаку без него.
И пожалуй, тут он прав… Втроем мы… Тут и вчетвером-то…
Я ответил как мог спокойнее, в тон ему, до обиды равнодушным голосом:
– О чем вы, мой верный вассал? Разве вы не остаетесь ждать нас здесь? Потом расскажете Старику, что взяли на себя самое сложное, спасли нас от той дьявольски расчетливой суки, которая должна была вернуться, чтобы ударить нам в тыл, да испугалась одного вида вашей доблести.
– Зубки режутся… – пробормотал Виктор с ленцой и скукой.
Наигранной, надеюсь.