– У нее могут быть слуги, – сказал Виктор.
– С жабой можно взять оружие… – осторожно вставил Шатун.
Виктор резко развернулся к нему, вино в его бокале едва не перехлестнулось через край.
– Тебе лично, мишка-оторва, еще за то оружие сейчас надают розовыми слонами…
Шатун запунцовел и откинулся назад. Вжался в спинку кресла, словно хотел просочиться под обивку.
Да уж. За то, что он так легко взял оружие, когда мы шли на паучиху, Старик его по головке не погладит… Старик ему год вдалбливал, что с оружием на паучих нельзя никак и никогда. Что бы ни случилось. Никак и никогда.
– Но эта-то жаба, – сказал я. – На нее можно идти с оружием.
– Эта жаба дружила с паучихой, Храмовник, – сказал Виктор. Фирменная ухмылочка всезнайки, снизошедшего до милости убогим духом, опять гуляла на его губах. – Отчего бы ей не дружить с еще одной паучихой?..
В коридоре хлопнула дверь, послышался скрип колес.
– Лучше забудь, – тихо бросил мне Виктор вдруг неожиданно серьезно. От его глумливой ухмылочки не осталось и следа. Он поймал мой взгляд, словно хотел дать знать что-то…
И вдруг закрылся. Подобрался, уставился на свой бокал. Старик вкатился в комнату. Подозрительно оглядел нас:
– Притихли-то как сразу…
Он поставил на стол бокал с капельками вина и ополовиненную бутылку. Еще раз внимательно оглядел нас и приказал:
– Рассказывайте.
* * *
– Засранцы, – сказал Старик.
Выслушал он молча, глядя в стол перед собой, лишь мрачнел все больше. Даже про бокал с вином забыл.
Я про свой тоже. Мне кажется или в самом деле праздничные поздравления, толком не начавшись, перешли в разбор полетов?..
Виктор рассказал все быстро, гладко и четко. Язык у него подвешен как надо. Когда надо, умеет четко и по делу, без ерничанья и выпендрежа. А некоторые детали, надо отдать ему должное, Виктор опустил. А кое-что подал так, будто само самой разумелось, будто так и должно было быть…
Только Старика не проведешь.
Очень медленно он поднял глаза на Гоша. Гош тут же уставился в стол, насупившись, будто перехватив у Старика эстафету.
– Да-а, Георгий, – сказал Старик, – не ожидал от тебя… Зачем на дорогу полез второй раз?
Гош заерзал на кресле, не поднимая глаз.
– Чего молчишь? – спросил Старик.
– Ну… – сказал Гош и снова замолчал.
– Все понимал, значит? – покивал Старик себе. – Что было бы и с тобой, и с ними, окажись она тоже паучихой… Понимал, но полез… Это еще хуже.
Гош закрутил головой, будто воротник ему жал, запыхтел. Взгляд на Старика не поднимал.
– Не ожидал от тебя, – повторил Старик холодно. И поглядел на Шатуна. Тот заранее вжался в спинку кресла. – С оружием, значит? На паучиху? И пяти минут не поломавшись, когда они тебе револьвер совали?.. Ничему-то не научился. Здоровый лоб, а хуже дитяти малого…
Старик перевел взгляд на Виктора, и Виктор тут же уткнулся в бокал с вином.
– А ты? – спросил Старик. – Когда Гош вернулся с дороги, почему ты не увел их?
Мы сидели здесь все четверо, так же, как были там, но почему-то Старик обращался к Виктору так, будто он в самом деле мог увести нас тогда. Можно подумать, Виктор нами командовал! Гош, между прочим, со Стариком даже больше, чем Виктор…
– Ну эти ладно, хотя от Георгия я такого не ожидал… Но ты-то? Ты-то с головой! Должен был думать! Или такой же дурак, как они все?
– Я пытался, – пробормотал Виктор.
– Что? – прищурился Старик, подался к нему ухом. – Как-как? Пытался?..
– Я хотел их увести, – тверже сказал Виктор. – Но…
– Так почему не увел?! – рявкнул Старик. – Если понял, что все пошло наперекосяк, ни в чем нельзя быть уверенным и риск слишком велик! Если понял, то почему не увел?
– Уведешь их… – буркнул Виктор и бросил на меня злой взгляд.
– То есть ты пытался их остановить?
– Пытался.
– Это уже интересно… И кто же не согласился?
Я думал, он опять поглядит на меня – на этот раз открыто. От этого пижона только этого и можно ждать…
Но он не поглядел.
– Кто первый пошел вперед, я спрашиваю?
Все молчали.
– Ну?!
Не поднимая глаз от бокала, Виктор пробормотал:
– Ну кто мог пойти вперед, когда ему сто раз объяснили, что нельзя…
– Та-а-ак… – Старик медленно повернулся ко мне.
Только я глаз не опущу! Если он думает, что я чувствую себя виноватым за то, что начал атаку – то он сильно ошиба…
Я лишь наткнулся на его взгляд – и мои глаза сами собой уставились вниз.
– Ты, – сказал Сатирик.
Я заставил себя поднять глаза, выдержать его взгляд:
– Но мы же смогли! Мы же все-таки смогли ее…
– Щ-щенок!
– Но…
– Все! Теперь пока сам не приглашу, к моей девочке близко не подойдешь! Понял?
Я опешил. К девочке-то почему? Как же я тогда тренироваться-то буду?
– Ты меня слышал? – сказал Старик. – Чтобы потом без дурацких вопросов «почему?».
– Но почему?! Мы же…
– Потому! Если ты, щенок спесивый, сунешься за пределы еще раз, напорешься на такую же суку, но только теперь тебе не повезет и ты не сбежишь? Что тогда будет? Об этом ты подумал?!
– Но я же…
– Цыц, щенок! Ты… А кроме как о себе ты думаешь? Ну ладно, сам сгинешь. Своя жизнь не дорога, черт с тобой, горбатого могила исправит… Но только ты зря думаешь, что если ты не выберешься, то она тебя сразу прибьет. Зря!
Старик от души врезал кулаком по подлокотнику, кресло жалостно заскрипело.
– Что ты с ней делал, прежде чем бросить ее помирать? А?
Я неуверенно поднял глаза. Вроде вот уж там-то я все делал так, как он учил… Он же сам… Вот и я… Не стал сразу добивать, а выжал из нее как можно больше ее сучьих ухваток…
– Вот-вот! – сказал Старик. – Так и с тобой будет, когда попадешься. Если она тебя и прибьет, то не сразу. Сначала распотрошит.
– На что я ей? Какие у нас особые приемы?.. Ну, шкатулка перед началом…
– Да не на приемы она будет тебя потрошить! А на то, что ты знаешь. Про него, – Старик ткнул пальцем в Гоша, – про него, про него, про меня! – Его палец обошел всех по кругу. – Про всех нас! Вытащит из тебя все, что ты знаешь. И придет за нами. Когда мы меньше всего будем ее ждать. И передушит нас поодиночке, как котят. Всех. Это ты понимаешь?!
