* * *
Не помню, сколько я метался по комнате, по коридору, по квартире.
Затих в кресле, стиснув пальцами виски.
Хватит блажить. Надо что-то делать.
Что-то придумать и – делать…
* * *
Впервые за последние дни я пришел в гараж.
Похлопал «козлика» по капоту. Постоял, предвкушая. Весь мелко дрожа от волнения.
Потом старательно, заставляя себя не торопиться, чтобы чего-то не забыть, с редкостным удовольствием сложил в машину все охотничьи принадлежности. Рюкзак, спальный мешок. Гарпуны. Пачку патронов для Курносого.
Сами патроны пересыпал в мешочек, а масляные картонки кинул в угол за машину. Когда отъеду, будут на виду.
Вот так.
Я постоял, дрожа от адреналина, еще раз оглядываясь. Но делать больше нечего.
Здесь – нечего.
Все остальное этот чертов пижон сам сделает за меня. Сначала будет звонить, потом заедет ко мне. Проверит, что меня нет в квартире, и поедет сюда. И вот тут уж убедится, что я не просто пошел гулять по округе на своих двоих, а уехал на «козленке». Прихватив все охотничьи принадлежности.
Да, все так.
Я забрался в машину и завел мотор.
* * *
Солнце прыгало за домами, уже красноватое, не слепящее – спокойное-спокойное…
Я приоткрыл окно, чтобы чувствовать щекой холодный ветерок, а под ним – едва заметное теплое касание.
Небо тоже млело. Весь запад расплавился, затянулся огненно-медными нитями облаков.
Вот и поворот.
Последние заборы остались позади, впереди лишь холмики с голыми метлами кустов. Сжали дорожку с двух сторон, закрыли солнце, навалились холодной тенью. Лишь изредка, в проеме горок, мелькнет плавящийся горизонт – с черным силуэтом дома.
От дороги осталось одно название, машину кренило с бока на бок.
А потом к играющему в салочки солнечному касанию добавилось еще одно… Холодноватое, изнутри висков.
Робкое. Без заигрывания, как в прошлый раз. Просто тихое, довольное прикосновение – дарящее кусочек тихой радости. Как горловое урчание сытой кошки. Приветливое, но занятое – мечтой, дремой, сладким сном… Коснулось – и ушло.
Холмики сошли на нет, я выкатился к дому Старика.
Дом высился глухой черной стеной. В кабинете свет не горел. В комнатах с другой стороны света тоже нет – я бы заметил отсветы через коридор и кабинет.
Хм…
Вообще-то в такое время я к Старику давно не наведывался. Обычно либо рано утром, либо ночью. А если он еще спит?
И, хмурый, возьмет да и пошлет меня подальше…
Я постоял на крыльце, не решаясь звонить. Может, и спит. Но и ждать, пока проснется, я не могу. Ставки сделаны. Весь расчет именно на то, что я буду у него – милый, послушный Владик…
Я надавил на кнопку.
Мне пришлось ждать пару минут, пока щелкнули замки и показался Старик.
Какой-то взъерошенный, хотя не сонный, а скорее возбужденный. Он вздохнул и, не приглашая войти, не откатываясь с прохода, тяжело глядел на меня.
– Опять девочку мучить пришел, зараза конопатая…
Голос у него был хрипловатый, он откашлялся. И кажется, нет у него в лице ни капельки привычной шутливости. Всерьез он это все. Ох, и правда не в духе.
– Нет, дед Юр. Просто так. Можно?
В доказательство я протянул мои верительные грамоты – бумажный пакет.
Старик, прищурившись, молча глядел на меня.
Потом отобрал пакет, поставил себе на колени, размотал горловину – вощеная бумага хрустела как новогодний снежок – и заглянул внутрь. Придирчиво изучил содержимое. Из пакета тянуло ароматическим чаем – любит Старик ужасно эти немецкие смеси. Еще там пара лаймов, их он тоже любит. Горький шоколад. Смесь орехов и сушеных фруктов.
Старик хмыкнул, все еще недоверчиво. Нехотя откатился с прохода:
– Ну, проходи…
* * *
Солнце зашло, тоскливые цвета заката уступили теплому свету ламп. Я попытался помочь Старику с чаем, но он шикнул на меня и отогнал в гостиную.
В коридоре я помешкал, слушая, как он хозяйничает, в стеклянном звоне и шипении электрического чайника.
У двери в кабинет.
В сокрушающие кухонные запахи тонкими струйками вплетался запах кожаных переплетов, бумаги, книжного клея – запах древности и знаний.
Где-то здесь и книга той паучихи. С «живым» переплетом, не идущим в сравнение ни с. одним из тех, что я видел прежде…
Может быть, в ней есть объяснение тому, что затеяли жабы у морга. А может быть, Старик, и так это знает, без всякой книги. Я же все его рассказы слушал вполуха. Только то, что касается самих атак. А все остальное – так: влетело и вылетело.
Потому что дурак был. Малолетний идиот! Теперь бы и рад это все услышать по второму разу, да только как? Если я сейчас начну расспрашивать о чертовых суках, вдруг Старик что-то заподозрит?
– Ты чего тут замер, в потемках?
Из кухни выкатил Старик, толкая перед собой сервировочный столик. То его, то колеса каталки. Но броситься помогать ему со столиком – только нарваться на раздражение.
Я отступил в гостиную, зажег свет. Старик разливал чай.
– Значит, просто чайку попить заехал к старику…
– Ну…
– Что? Решил подкупить старика, выпросить разрешение поохотиться?
Холодок. Опасный холодок в его голосе. Если бы я и приехал просить такое разрешение и уговаривать, я бы не стал этого делать.
– Нет, – сказал я.
– Да? А тогда что?
– Дед Юр, ну правда просто так…
– Ну давай, давай, говори! Что там у тебя? Я же по твоим глазенкам вижу, что что-то тебе надо.
Старик сверлил меня взглядом. Эх, была не была…
– Дед Юр… Я подумал, я…
– Ну, рожай, Крамер! Не тяни кота за хвост!
– В общем, я тут как-то… Я ведь толком про этих сук ничего и не знаю. Ну, то есть, как охотиться, это я представляю. А вот про них самих…
Я взял чашку и присосался к обжигающему краешку, выигрывая время. Тихонько косясь на Старика. Пан или пропал?..
– А то я тебе раньше, значит, не рассказывал?
– Ну-у…
– А все, что я тебе говорил, значит, между ушей пропускал?
– Ну-у…
Старик старательно хмурился, но меня-то его напускная хмурость не обманывала.
