Серый, встав на заднем сиденье, положил лапы на подголовник, приник к спинке переднего сиденья. То смотрел на Белоснежку, то кидал тревожные взгляды на Стаса, словно хотел что-то спросить, да только понимал, что сейчас не до него…
Красные, словно вымазанные клюквенным вареньем глазки еще открываются, но все реже и реже…
Под пальцами шевельнулось, Белоснежка прильнула мордочкой к пальцам.
– Не дергайся, девчонка… Не шевелись. Стас двинул правой рукой – так, чтобы пальцы чуть касались ее носа. Чтобы ей не приходилось тянуться за рукой.
– Терпи, милая, терпи… Сейчас, почти приехали…
Еще минут пять. Нет, чуть больше. На подъездной дороге так не разгонишься… Ладно. Успеем. Должны успеть!
Носиться так резво, как раньше, ты уже не будешь, девчонка. Но строить глазки усатым кавалерам запросто.
Переливание крови не такая уж сложная штука. Обойдемся и подручными средствами. Главное – чистая простыня, кипяченая вода и немного антисептика. Это все в фургончике будет.
– Терпи, маленькая… Еще, чем черт не шутит, нарожаешь нам дюжину-другую милых маленьких белоснежечек. Пушистых и светленьких, как новорожденные ангелочки. Но, конечно, умеющих флиртовать, как их мамаша, куда же без этого… Вон уже и развилка…
Впереди, в свете дальних фар, мелькнула тень. Словно на обочине кто-то из темноты махнул рукой – и рука попала в свет дальних фар.
Не рука конечно же! Крыса подпрыгнула! Предупреждая! Что-то случилось там, впереди, а на такой скорости уже почти что позади…
Стас ударил по тормозам. “Ниву-шевроле” повело, прошлась юзом по мокрому шоссе, но все же выровнялась. Приткнулась к обочине, замерла.
В левую дверцу тут же заскреблись – грубо, требовательно.
За окошком подпрыгнула крыса, еще раз, еще – высоко, быстро, не жалея сил. В дверцу скреблись не переставая. Блин, тут-то что могло случиться?.. Стас распахнул дверцу. В прямоугольник света на земле тут же выскочила крыса и закружилась в танце.
Резко, четко и ужасно торопливо, как захлебывающийся словами человек, который должен поведать что-то чертовски важное. Но все же разборчиво. Явно один из ротных, простой боец так не смог бы…
Пируэты, пируэты, пируэты…
На середине подъездной дороги машина. Там, где дорога изгибается и ее не видно ни с фермы, ни с шоссе, стоит машина. Четверо людей. Вооружены.
– Давно?
Два пируэта, почти слившихся в один. “Половина”. “Час”.
Полчаса.
Значит, люди Графа… Помчались сюда, как только на новой ферме поднялась тревога?
Но почему именно сюда? Как узнали?
Не важно. Кому еще, как не им?..
Гэбэшники могли бы… Но уж слишком точно все ложится по времени. Не бывает таких совпадений… Да, ратники Графа. Обложили…
Гнали там, на ферме, как дикого зверя. По грязи, науськивая этих тварей, помесей собаки с быком… И теперь здесь. Ждут. Как задерганного, загнанного волка, со всех сторон окруженного красными флажками и несущегося прямо на засевших в кустах охотников…
Стас вздрогнул.
Опустив глаза на правое переднее сиденье. На Белоснежку.
Словно почувствовал что-то. Как бывает, если рядом постоянно работает прибор, к шуму которого успел привыкнуть так, что уже и не замечаешь его, и вдруг этот привычный шум пропадает. И вздрагиваешь, не слыша его больше. Тишина бьет по ушам сильнее внезапного грохота.
Медленных, трудных, едва слышных вдохов больше не было слышно. Белоснежка лежала с открытыми глазами. Веки не двигались. Глаза…
Те же, но уже другие. С едва заметной поволокой смерти…
Резкое торможение стало для нее последним испытанием. Где-то внутри этого белого тельца порванные сосуды, затянувшиеся было свернувшейся кровью, опять дали течь, лишив сердце и мозг последних капель крови…
Стас врезал кулаком в приборный щиток.
Там что-то треснуло, костяшки пальцев обожгло болью, коже сразу стало тепло от выступившей крови, но все равно. Стас ударил еще раз. Ниже, где щиток был тверже… Чтобы больнее.
Ярость душила.
Рвалась наружу.
Боль в руке хоть как-то обуздывала ее. Как маленький шлюз, который открывают, чтобы сбросить избыток воды.
Стас распахнул дверцу и вылез из машины. Сжимая и разжимая кулаки, обошел, открыл багажник. Бросил:
– На выход, – и пошел вперед. Открыл капот. Оглянулся на обочину:
– Ротный! Роммеля сюда, быстро!
Роммель вынырнул из тени. Уже примчался, пока ротный рапортовал.
Стас присел. Поднял руку, указывая на съезд с шоссе к ферме.
– Вон те два дерева видишь?
Над морем голых ветвей высились, чуть в стороне от шоссе, метрах в пятидесяти, два древесных холма – два старых-старых, здоровых дуба. Такие если упадут, то замучаешься освобождать дорогу.
– Сколько нужно взводов, чтобы подпилить их за полчаса?
Роммель среагировал мгновенно – словно уже и сам думал об этих дубах, будто ждал этого вопроса. Пируэт: “Два”.
Два взвода… Почти рота. Хотя к чему тут скупердяйство? Ведь у этих двух взводов будет потом и еще одна, куда более серьезная задача.
– В шестой роте толковый ротный?
Вот теперь Роммель замешкался. Пируэты. “Все”. “Толковые”.
Неужто у крыс Арни тоже есть свое представление о чести мундира?..
– Хорошо, тогда пошли туда шестую роту. Пусть два взвода подпиливают те деревья. А третий взвод пусть прогрызет шины машины.
Пируэт. “Бой?”
– Нет. Прогрызть шины, окружить, потом напугать. Не убивать, но и не давать убежать. Пугать. Они должны испугаться. Очень.
Так, чтобы вызвали подмогу. Всю, какую только сможет собрать Граф. Всех-всех-всех. Сюда.
– Но самим беречься. Под пули не лезть. Ясно? Кивок.
– Пугать, пока не приедет подмога. Минут сорок. Приедет несколько машин. Дать им съехать с шоссе на дорогу. Когда съедут – валить на дорогу те два дерева. Ясно?
Кивок.
– Когда повалят, пусть уходят. Пируэт. “Куда?”
– Пусть возвращаются в город. Роммель на миг застыл. Озадачился.
– Тем же путем, каким пришли. Ясно? Маленькая пауза, но потом все же кивок. И пируэт. “Можно выполнять?”
– Да.
Роммель привстал на задние лапы, с силой упал на все четыре. И умчался.
Стас поглядел ему вслед, потом вышел на дорогу.
* * *
