— У нас много дел, — напомнил мужчина.
— Ах да… — Ничуть не обидевшись, девушка откатилась от Гончара, встала с кровати и подошла к окну, вызвав одобрительные возгласы дворников. — Кстати, милый, для тебя есть посылка.
— Какая еще посылка?
— Где-то здесь… — Проказа прошлась по комнате, лениво поддевая ногами одежду. — А, вот! — Наклонилась и подняла с пола маленький пластиковый пакет, в котором лежала белая пуговица. — Это твое?
Гончар резко сел на кровати:
— Кто ее принес?
— Невада приволок, пока тебя не было. Еще просил передать, что Дантист рассчитался.
— Почему ты не сказала мне сразу? — недовольно спросил Гончар, выхватывая у девушки пакет.
— Ты бы принялся за работу, — с невинным нахальством объяснила Проказа. — И оставил меня без удовольствий.
— Сука, — улыбнулся Гончар.
— Я знаю.
Девушка едва заметно пожала плечами и медленно направилась в ванную.
* * *
Загородный дом Арифа являлся типичным поместьем заметного нефтяного барона российского розлива. Престижный район Подмосковья, на дорогах которого часто попадались «летние» машины — кабриолеты и низкие спортивные купе, тщательно охраняемый поселок, огороженный красивым каменным забором, со вкусом спроектированные дома — обитатели райского уголка не поскупились и наняли хороших архитекторов. Особняк Гусейна окружала декоративная кованая ограда, за которой поднимался густой кустарник, скрывающий от посторонних взглядов подъезд к дому. На столбах видеокамеры, у ворот будка с собственной охраной, дополнительная, так сказать, мера безопасности.
Не понадобилась.
Волкова встретили в большой гостиной, обставленной с кричащей роскошью, но без особого вкуса. Судя по всему, с опытными дизайнерами Ариф советовался исключительно на этапе постройки дома, а украшением внутренних помещений занимался самостоятельно. И потому сложенный из натурального камня, невероятных размеров камин, сделавший бы честь любому готическому замку, соседствовал с аляповатой барной стойкой. Резные кресла «под старину» — с хромированными светильниками, элегантными, но выполненными в современном стиле. А на стенах, между картинами, в уголках которых виднелись узнаваемые подписи, болтались прямоугольник огромного плазменного телевизора и рога различных обладателей копыт. Присутствовал, разумеется, и портрет самого Арифа: углеводородный барон, облаченный в английский охотничий костюм девятнадцатого века, стоял на лесной поляне, горделиво выпятив грудь и возложив левую пятку на голову расстрелянного медведя. Собственно, одно только это полотно говорило о вкусах и пристрастиях Гусейна более чем достаточно.
К углу картины кто-то прикрепил траурную ленту, и эта деталь, привычная для фотографий, неуместно выглядела на масляном холсте. Однако царящей в гостиной эклектике не противоречила.
Впрочем, не менее неуместными выглядели и черные наряды собравшихся в залитой солнцем комнате людей. Предназначенная для шумных пирушек и пафосных торжеств гостиная яростно сопротивлялась похоронным лицам присутствующих, но поделать ничего не могла. Обстоятельства, обстоятельства…
Лала, молодая супруга Гусейна, сидела на диване скромно положив руки на бедра. Волосы убраны под платок, заплаканные глаза опущены к полу, в руке скомканный платочек. Классика. И лицо — классической восточной красавицы: густые брови, огромные миндалевидные глаза, матовая кожа, большие чувственные губы. Чудесное виденье, излучающее свежесть юности. Не мудрено, что Ариф, несмотря на свои пристрастия, не удержался.
Рядом с молодой вдовой пристроился Иса, ее отец. Плотный, почти лысый, с грубым лицом, казавшимся пародией на очаровательные черты дочери, азербайджанец. Семейное сходство улавливалось, но, к счастью для Лалы, с большим трудом.
В ближайшем к Волкову кресле сидел Назим Хусейн, двоюродный брат Арифа, занимавший пост вице-президента «НефК°». Спортивного сложения мужчина, лет тридцати на вид, в черном костюме и черной же водолазке. А в дальнем углу гостиной, у окна, стоял Павел Розгин, широко известный в узких кругах адвокат, с которым Федору уже доводилось встречаться. Павел не являлся семейным поверенным Гусейна, он представлял деловых партнеров умершего и специально прибыл на встречу, чтобы пообщаться с Волковым, поговорить о ходе расследования.
Но этот разговор состоится позже, сейчас же Очкарика интересовали родственники Арифа.
— Поверьте, мне очень жаль, что наша встреча вызвана столь печальными обстоятельствами, — с траурной вежливостью произнес Федор. — Я благодарен вам за то, что вы согласились принять меня, и хочу заверить, что не отниму у вас много времени.
— Мы все понимаем, — подал голос Назим.
Лала всхлипнула и поднесла платочек к носу. Иса сделался еще мрачнее. Розгин продолжил изучать крышу соседнего дома. Присутствующие действительно все понимали: Павел успел объяснить Гусейнам, кто такой Волков, чьи приказы он исполняет и почему с ним следует встретиться. А потом — с той же целью. — со следователем Генерального прокурора.
— Поскольку речь вдет об убийстве, — продолжил Волков, — я не могу не задать вопрос: были ли у Арифа враги?
— Будто не знаете, — скривился Назим. Очкарик понял, что разговаривать придется в основном с братцем Арифа.
Плохо. Ему хотелось прощупать женушку покойного бизнесмена.
— Я не совсем правильно выразился. Меня интересуют не трения господина Гусейна с людьми… — быстрый взгляд на Розгина, — с людьми его уровня. Эти противостояния станут предметом отдельного разбирательства. — Адвокат остался невозмутим. — Меня интересует другое. Не говорил ли господин Гусейн, что его кто-нибудь преследует? Не получал ли он странные письма? Или угрозы по телефону? Возможно, речь идет о мести… — Краем глаза Федор заметил, что Лала едва заметно вздрогнула. — Или о какой-нибудь застарелой вражде, не имеющей отношения к бизнесу? Такими вещами он, например, мог поделиться с женой.
Теперь Федор смотрел прямо на девушку, но та уже взяла себя в руки и отреагировала спокойно:
— Нет, Ариф ничего такого не говорил.
И ответила прямым взглядом. И даже позабыла нервно тискать платочек.
Впрочем, ничего удивительного. Глаза у Лалы красные, а вот нос не распух. Не похоже, чтобы безутешная вдова билась в истерике или хотя бы долго рыдала. А глаза могут покраснеть и от специальных капель… Вот только зачем делать вид? Известие о смерти Арифа пришло ночью, основные рыдания должны были завершиться через пару часов, затем успокоительное и сон до утра. Плакала сегодня? А как же нос?
— Нервничал ли господин Гусейн в последние дни?
— Не больше, чем обычно.
— Не было ли у него беспричинных приступов ярости?
— К чему этот вопрос? — хмуро поинтересовался Назим.
