— Есть!
Но выйти из машины у Седьмого не получилось.
Испанка поняла, кто сидит в приближающемся «Опеле». Поняла мгновенно, интуитивно. Поняла еще до того, как автомобиль остановился, как увидела холодные взгляды сидящих в машине мужчин.
И одновременно с пониманием пришла лютая злоба.
«Они убили Хосе!»
Ей не нужно было совершать пассы или читать заклинания. Не нужно было призывать на помощь богов или обращаться к духам. Она была искусником. Лучшим на свете знатоком ядов. Человеком, способным сделать ядовитым что угодно.
Она была искусником, только что потерявшим близкого человека.
Она была очень злым искусником.
И вся отрава, что в мизерных дозах распылена в московском воздухе, вдруг полетела в салон «Опеля». Через воздухозаборники, приоткрытые окна и щели. Вся отрава, до которой сумела добраться жаждущая мести Испанка.
Первый прибыл на место происшествия быстро, однако позже милиции. Показал документы, прошел за ограждение и наклонился к лежащему на носилках Третьему:
— Плечо, ерунда, — буркнул тот. — Легкое не задето, оклемаюсь.
— Вот и хорошо. Держись, Лешка. Двоих ты уложил. Расплатился за ребят.
Третий лихорадочно посмотрел на командира:
— Там был еще кто-то!
— Свидетели говорят — белокурая женщина. Их спутница.
— В нее я тоже стрелял. Я не мог промахнуться!
— Она ушла.
— Не может быть… — Третий нахмурился. — Если я попал в них, я должен был попасть в нее. Метров шесть — не дистанция… Я видел ее силуэт, этого достаточно.
— Она ушла, — повторил Первый.
— А Седьмой? Вовка ее перехватил?
Первый покачал головой.
Ничего не ответил. Молча пожал Третьему руку и направился к «Опелю», возле которого в задумчивости стоял врач.
— Что скажете о причинах смерти?
— Ничего.
Седьмой и два его помощника так и не вышли из машины. Сидели в расслабленных позах. Мертвые. С посиневшими лицами. Под ногами валялись выпавшие из рук пистолеты.
— Если бы это не прозвучало фантастикой, я бы сказал, что они отравились, — хмуро продолжил доктор. — Конечно, окончательное заключение можно дать только после вскрытия, однако впечатление такое, будто из салона неожиданно исчез кислород. Точнее, его вытеснил другой газ. — Врач угрюмо посмотрел на Первого. — Короче: ребятам стало нечем дышать.
— Разве смерть в таких случаях наступает мгновенно? У них должно было остаться время, чтобы покинуть машину.
Доктор молча развел руками.
— Вы правы, — ровно произнес Первый после короткой паузы. — Ваше предположение — фантастика.
* * *
— Извини, что отвлекаю, — попросил прощения Волков. — Но я обещал Степану.
— Ерунда, — махнул рукой Стрекалов. — Тебя я всегда рад видеть. К тому же… — Он посмотрел на часы. — Сейчас ужин принесут. Будешь бутерброды?
— Не откажусь.
— Вот и договорились.
На стеклянную фабрику Ильи Федор заехал по пустяковому делу: позвонил сын и попросил передать с «дядей Петровичем» забытую дома футболку. Спорить со Степаном Очкарик не стал, бросил важную для сына тряпку в машину, а под вечер заехал к другу.
— Как дела у тебя?
— Разбогател сегодня на полмиллиона. — Стрекалов сладко зевнул. — Пустячок, а приятно.
— Да я не об этом, — хмыкнул Федор. — Как твои дела здесь?
— А-а… — Помощница внесла ужин: тарелку с сэндвичами, салат и чай. Петрович дождался, когда она покинет кабинет, и улыбнулся: — Здесь все отлично.
— Какой сюрприз готовишь на этот раз?
— Это будет… — Илья шумно выдохнул: — Это будет необычно.
Волков не сомневался, что услышит в ответ именно такие слова. И в том, что Стрекалов действительно удивит, что создаст нечто такое, что заставит крутить головами понимающих людей.
Вот только где они — понимающие?
Представление своего первого достижения Петрович обставил по всем законам шоу-бизнеса. Он устроил большой прием в загородном особняке, на который съехался цвет московского бизнеса. Никакой богемы и светских львиц, только серьезные люди, способные, как надеялся Илья, оценить его работу. Играл струнный квартет, гости попивали шампанское и беседовали о разном. В какой-то момент в зал на тележке ввезли нечто прямоугольное и высокое, и после краткой вступительной речи Стрекалов лично сбросил бархатное покрывало с предмета своей гордости: выполненных из стекла напольных часов. Ни грамма пластика, ни единого металлического винтика, только самое обычное стекло, которое заставили отмерять время. Уникальный артефакт…
По-настоящему он заинтересовал только троих гостей, еще двое выразили удивление, остальные восприняли стеклянные часы как забавную игрушку. В эпоху высоких технологий и конвейерной сборки уважение к труду, к мастерству отдельного человека рассеивается. Зачем создавать стеклянные часы, если время считают едва ли не все окружающие приборы: компьютер, телефон, музыкальный центр и даже газовая плита? Баловство какое! Стрекалову похлопали, а минут через пять о часах забыли.
Примерно так же отреагировала и широкая публика. Журналисты, которых Петрович собрал на пресс-конференцию, радостно сожрали выставленное угощение, а затем преподнесли увиденные часы или как ловкий рекламный ход вышедшей на рынок фабрики, или как причуду мультимиллионера. Да и стоит ли говорить о всякой ерунде, когда мы только что пережили страшную «проблему 2000», а теперь подоспел птичий грипп и другие раскрученные ужасы, интересующие публику гораздо больше, чем какие-то стекляшки?
К чести Стрекалова, он пережил болезненный удар по самолюбию сравнительно спокойно. Не опустил руки, не разочаровался в людях, не изменил своему увлечению. Нет славы? Нет признания? Плохо, конечно, но… в первую очередь я занимаюсь любимым делом для себя. Я поставил перед собой цель и иду к ней. Все остальное — вторично.
— Намекни хоть, чего ждать, — попросил Федор, дожевывая второй бутерброд. — Интересно же!
— Намекнуть… — Илья улыбнулся, затем покопался в ящике стола и протянул Очкарику стеклянную поделку: — Пожалуйста!
Волков вытер руки салфеткой и осторожно взялся за предмет. Колба, из которой выходят стеклянные трубочки.
— Оборудуешь химический кабинет?
— Ты просил намекнуть, а не рассказать, — усмехнулся Петрович. — Придет время — увидишь.
— Вредный ты.
— Какой есть.
«Да уж, какой есть…»
