Стрекалов убрал колбу на место. Его осторожные, но уверенные движения и блеск в глазах напомнили Волкову вчерашний разговор с Яшей Рыжковым. И его собственную фразу, сказанную об Илье: «Человек нашел себя».
«Нашел?»
— Петрович, — неожиданно спросил Очкарик. — Зачем тебе это?
Илья не удивился. Словно знал, что рано или поздно Федор спросит. Когда поймет, что стекло для друга не просто хобби, не причуда, не блажь. Переспросил:
— Зачем?
— Да.
Улыбнулся:
— Я тебе отвечу, Очкарик, но хочу, чтобы прежде ты ответил на мой вопрос.
— Задавай.
Волков догадался, о чем его спросит друг. Все-таки не первый год рядом, притерлись уже, и не нужно дополнительных фраз, чтобы понять — начался разговор по душам.
— Почему ты пошел в милицию?
— Потому что это — мое.
— До сих пор так думаешь?
— Да.
— И всем доволен?
— Хочешь, чтобы я ответил честно?
— А как еще?
Стрекалов смотрел на друга очень внимательно, цепко, искал малейшую фальшь. Ему было важно услышать ответ, потому что он понимал: реальные милицейские будни имеют мало общего с обывательскими представлениями о них. Чуть меньше двадцати лет назад романтически настроенный юноша Федор Волков надел погоны, что от него осталось? Прожженный циник? Карьерист? Разочаровавшийся неудачник, ждущий пенсии по выслуге лет?
Очкарик друг, Очкарик стоит близко, совсем рядом, но у каждого из нас глубоко в душе есть маленькая раковина, в которую очень неохотно пускают даже самых близких друзей. Есть уголок истинного Я. Стрекалов планировал открыть свою раковину, но прежде — заглянуть в его.
— Я добился, чего хотел, — спокойно ответил Федор. — И пусть некоторые вещи оказались не такими, какими виделись со стороны, я доволен своим выбором. И, представься мне возможность изменить прошлое, я бы ничего не сделал.
— Тебя ничего не возмущает?
— Нет.
— Все оказалось именно таким, как ты ожидал?
— Я же сказал — нет.
— Тогда почему ты доволен?
— Потому что мне не в чем себя упрекнуть. — Волков помолчал. — Мы оба знаем, что любому руководителю нужны и послушные исполнители, и профессионалы, способные подойти к делу творчески. МВД не исключение. Поскольку первых больше, складывается впечатление, что милиция ни на что не способна. Это не так. Исполнители тянут основную лямку, собственно, являются хребтом. Ими затыкают дыры, им, в случае необходимости, приказывают развалить дело, они периодически демонстрируют глупость…
— По приказу?
— Иногда — да.
— А чем занимаются профессионалы?
— Докапываются до правды. У начальника любого РОВД или ГУВД периодически появляются дела, которые необходимо раскрыть. По-настоящему раскрыть, по-честному. Если в его колоде только исполнители, то шансов на успех немного. Поэтому каждый толковый начальник имеет в своем распоряжении одного или нескольких сыскарей высокого класса.
— Которым хорошо платят.
Машина последней марки, дорогая одежда, платиновая карточка, частная школа для Степана — Стрекалов не был ребенком, он прекрасно понимал, откуда у Федора деньги, но сейчас хотел услышать ответ от него самого.
— Я много знаю, — пожал плечами Очкарик. — Я владею компроматом на стольких людей, что давно мог бы стать героем детективного триллера, тем героем, с убийства которого начинается расследование. Но есть нюанс — я нужен. Я честен. Мне доверяют. Поэтому я до сих пор жив. И поэтому мои руководители делают все, чтобы у меня не возникло желания нарушить правила игры.
Стрекалов был уверен, что Волков недоговаривает. Знал — Очкарик слишком умен, чтобы полагаться только на благородство начальников. Но развивать тему не стал.
Илья понял главное: Федор обрел равновесие между миром внутренним и миром внешним. Принял окружающую действительность со всеми ее недостатками и вписался в систему. Более того: сумел использовать систему в своих интересах, сумел раскрыть свой талант. И не надо задавать Очкарику вопрос: гордился бы мальчик, которым он некогда был, мужчиной, которым он стал?
— Поэтому ты отказался от предложения Бориса? Рвался в высшую лигу?
В свое время, когда Волков уже стал профессионалом и о нем заговорили как об отличном сыщике, но платили по-прежнему мало, Петрович порекомендовал друга своему деловому партнеру, в подчинении которого находилось крупное охранное агентство, более похожее на частную спецслужбу. Борис, оценив способности Федора, сделал ему заманчивое предложение, но Очкарик отказался.
— Не только поэтому, — покачал головой Волков. — Мне пришлось бы снять погоны, а для меня эта деталь важна.
— Хочешь умереть генералом?
— Мне будет приятно умереть генералом, — не стал врать Федор. — Но важность погон заключается в другом: они напоминают, что, в конце концов, я служу стране. Как бы пафосно ни прозвучали мои слова.
— Ты работаешь на конкретных людей.
— Все работают на конкретных людей. В этом суть понятия «иерархия»: каждый на кого-то работает.
— А у этих людей есть собственные интересы.
— Я продаю свой ум, но не честь. Мне не в чем себя упрекнуть, я раскрываю преступления, изобличаю преступников. А дальше… — Федор помолчал. — Дальше начинается жизнь.
— И результаты твоих усилий порой замалчиваются.
— Но они не пропадают впустую, — покачал головой Очкарик. — В моей карьере было крайне мало случаев, чтобы преступник ушел от ответственности.
Практически всегда ему приходится платить. Тем или иным образом.
Иногда преступник оказывается достаточно силен, чтобы избежать суда, но компромат на него все равно остается, папка ложится в чей-то сейф, и человеку приходится платить за содеянное. Не обществу, другим людям, но платить приходится. И случалось, преступник неожиданно понимал, что лучше для него было бы оказаться в тюрьме, чем на крючке у тех людей, которым его сдал Федор.
— Не обижайся, но твоя позиция немного похожа на страусиную: делаю свою работу, а потом голову в песок, и ничего меня не касается.
— Зато я делаю любимую работу и делаю ее хорошо. — Волков откинулся на спинку кресла: — Твоя очередь исповедоваться, Петрович. Зачем тебе стекло?
— А зачем люди лезут на Эверест?
Очкарик задумался.
Зачем? За славой? За богатством? Остаться в памяти потомков? В памяти остаются первые, а лезут каждый год. А на всех эверестов не хватит. Ответ, похоже, лежал на поверхности.
