– Какой превосходный у вас был звук! – говорили ему потом, – Такой естественный!
Сергей слышал, как начался выпуск новостей, и мысленно проговаривал свой текст. Он появился на экранах, сперва молчал, пока его представляли, потом начал говорить, показывать осколки, которые взял у Хасана. И еще он называл столицу Южной Осетии «Цхинвал», как и все ее жители, которые давным-давно отказались от окончания «и», лишавшее их город его индивидуальности, как и остальные, навязанные, грузинские названия.
Одно время у журналистской братии в ходу был анекдот из времен, когда прибалтийские государства отделились от Советского Союза. Выходит мужик утром из дома и начинает звать свою собаку. «Шарик, Шарик», – кричит он, но пес спрятался в будке и не отвечает. «Шарикас, Шарикас», – начинает звать хозяин, и после этих слов пес с радостью выскакивает из будки и заливается радостным: «Гавкас, гавкас!» Любые попытки причесать все под язык и традиции «титульной нации» Комов считал глупостью. Причем, глупостью очень опасной.
– Сколько вышло-то? – спросил Сергей у оператора, когда передача закончилась.
– Я примерно только засек. Минуты четыре. Хочешь – посмотри. Я записал все.
– Не хочу.
– Теперь-то чего делать будем? – осведомился Беляш.
– Подожди…
Сергей почувствовал, что завибрировал телефон. На время эфира он всегда либо выключал его, либо ставил прием в режим вибрации. Вдруг кто позвонит в самую неподходящую минуту?
Звонила жена. Голос у нее был испуганный. Сергей принялся ее успокаивать, говорить, что на рожон не лезет, сидит в глубоком тылу и ничего ему не грозит, но ведь она видела его включение и снятые Женькой картинки, так что понимала: все, что Сергей говорит – неправда.
Беречь себя и не лезть на рожон, приказали им и в редакции. Если возникнет реальная опасность – немедленно уезжать из Южной Осетии. Трупы никому не нужны. Здесь они – иностранцы.
– Ну, так что будем делать? – переспросил Женька, когда Комов закончил разговор.
– Поесть бы надо…
– Точно. Целый день ничего не ели, – согласился оператор.
Сергей чувствовал, что действительно очень проголодался. Но поужинать так и не получилось. Зазвонил телефон, сперва Комов подумал, что звонят с работы – либо поблагодарить его за сообщение, либо напротив отругать, но на определителе высветился незнакомый номер.
– Да? – сказал он, потом молчал несколько секунд, слушая. Его лицо, только начавшее расслабляться после включения, вновь стало серьезным.
– Что там еще стряслось? – спросил Женька.
– Не получится у нас поесть. Командование миротворцев всех журналистов собирает у себя.
– Прям сейчас?
– Да.
– Похоже, плохо дело, – подытожил Беляш.
11. Эйнар
Эйнар с тоской смотрел в окно.
Как все надоело! Чужой шумный город, чужая страна, абсолютно чужие люди. Интересно, они нормально разговаривать умеют? Без воплей, без размахивания руками? Эти двое орут уже минут двадцать. Сошлись, что-то втолковывают друг другу. Сейчас начнут обниматься. Такое ощущение, что расстаются навек. Разошлись, но можно поспорить, что ненадолго. Точно! Один остановился, обернулся… Аж приседает от напряжения, еще бы – до собеседника добрых пятнадцать метров. Опять орут. Сходятся. Машут руками, как мельницы. Теперь-то зачем вопить – стоят глаза в глаза? Снова обнимаются. Расходятся. Теперь второй о чем-то вспомнил. Мерзкий у него голос. Наверное, привык баранов на пастбище распугивать. А вырядились так, что смотреть тошно. Форма вдоль и поперек перетянута ремнями, значков понацепляли. Офицеры, мать их… Важные, спесь так и прет. С ними только американцы управиться могут. Не стоит и морды бить – пообещай доллар, и ноу проблем… Заткнутся когда-нибудь эти два урода или нет? Опять обнимаются, сволочи!..
Выругавшись, он отошел от окна. Надоело! Опротивели дурацкие горы, неестественно яркая листва деревьев, шашлычная вонь, ползущая из каждой щели. Одно утешение – скоро все это закончится. Два-три дня, и сепаратистская «Республика Южной Осетии» станет очередным историческим воспоминанием. Таким же, как «Сербская Краина». Грузинские части под командованием орущих во дворе олухов быстро дойдут до российской границы. А куда им деваться – американцы и не таких дрессировали. Нищие осетины получат урок на весь остаток их бесполезной жизни. России придется в очередной раз утереться…
Эйнар зло скрипнул зубами.
Он ненавидел Россию. За оккупацию тысяча девятьсот сорокового года. За то, что русские нагло отказываются возмещать убытки, понесенные прибалтийскими государствами за полвека советского гнета. За свою несложившуюся жизнь. За то, что они сумели одурманить коммунистической пропагандой самого близкого некогда Эйнару человека – его мать.
Она не могла понять сына. Молча слушала его гневные речи, но не соглашалась. Иногда пыталась переубедить. «Как бы мы жили без помощи властей, после того как погиб отец?» – спрашивала она. Неужели непонятно, что если бы русские не пришли, отцу не пришлось бы работать в колхозе? Он мог бы стать хозяином, да что там – стал бы им! Хозяином, а не рыбаком! И не утонул бы в море…
Русские понастроили заводы? Кому они нужны? Крестьяне, имеющие свою землю, свои фермы без труда могут снабжать всю Европу молоком, маслом, сметаной… А туризм! Умные люди рассказывали Эйнару, что их государство легко может стать центром мирового туристического бизнеса. О том, чтобы увидеть неброские, но такие привлекательные берега Балтийского моря, мечтают миллионы! Но они не приезжают… Они не закупают несравненные по качеству и питательности продукты. Почему? Но ведь это любому ясно – боятся! Боятся жестокой и коварной России, нависающей над молодыми демократиями Прибалтики, вынашивающей планы вновь поработить их…
«Ты первый в нашем роду смог получить высшее образование», – напоминала мать. Кому нужны эти корочки? На Западе они совсем не котируются. Да и не за знаниями шел в институт Эйнар. Секция пулевой стрельбы – одна из лучших в Советском Союзе – вот что его привлекало! Грезились громкие победы, поездки за рубеж, Олимпийские медали, слава… Он был юн и не понимал, что мечтает о невозможном. Почему тренер отдавал предпочтение не Эйнару, а вихрастому пареньку, с которым они пришли в секцию чуть ли не в один день? Да потому, что вихрастый был русским! Стрелять соперник умел, это Эйнар признавал. А могло ли быть иначе, если тренер только с ним и возился? Молодежная сборная республики, потом команда СССР – все это досталось вихрастому… Эйнар выполнил норматив мастера спорта, и на этом все закончилось. Вместо сладостных вояжей по миру ему подсунули паршивенькие советские гостиницы и третьесортные соревнования «Работай, – говорил тренер. – У тебя есть способности, но чтобы они проявились полностью, нужно много трудиться». Подлый лжец!
Когда Советская империя наконец рухнула, Эйнар понял, что с детскими мечтами придется распроститься – его годы безвозвратно ушли. Конечно, в стрелковом спорте можно добиться немалого и в достаточно зрелом возрасте, но…
