– Русские, – подтвердил Ревазов. – Но не миротворцы. Журналисты. Принимаете гостей?
– Русским мы всегда рады. К тому же они пришли с тобой, Хасан.
Комов наконец-то начал различать очертания подвала, дальнюю стену, под которой стояла раскладушка. На ней сидели старик и старуха. На полу лежали матрасы и одеяло, стояли две табуретки, керосиновая плитка и несколько кастрюль со сковородками.
– Знакомьтесь, – сказал Хасан, представляя друг другу гостей и хозяев. – Поживут они у вас немного. Сам-то я пойду. Дела есть.
День третий
27. Алан Сенакоев
– Пешком, это долго… – задумчиво произнес Какишев. – Да и не унести на плечах много…
– Ну, нет машин, Кузя, – Алан прижал руки к груди. Он смотрел на подельника чуть не со слезами на глазах. – Совсем нет! Всех, кого мог, обошел. Далеко ведь не пойдешь, в городе грузины шарятся. Все без толку. Одни уехали, других разбомбили.
– А тот драндулет, на котором мы к старухе за орденами ездили? – напомнил Какишев.
– Был я там, – вздохнул Сенакоев. – Хозяева поверили, что по Зарской дороге можно в Россию выехать. Только за угол свернули, навстречу грузинский танк. Три раза выстрелил. Они прямо в «москвичонке» и сгорели, выбраться не смогли.
– Ай-я-яй, – покачал головой Кузя. – Машина, значит, не на ходу?
– Как можно? – не понял Алан. – Говорю же: сгорела, совсем сгорела…
– Ладно, – хлопнул его по плечу Какишев. – Уговорил. Пешком, так пешком.
– Ты знаешь, – неуверенно заговорил Сенакоев, – я слышал, что за мародерство грозили строго наказывать…
– И правильно! – подхватился Какишев. – По другому в военных условиях никак нельзя… Только мы-то тут при чем? Мы честные ополченцы, порядок наводим.
– Как это? – удивился Алан.
– Уф… – вздохнул Кузя. – Ну, послушай. У всех ополченцев форма одинаковая? Не обязательно. Белые повязки на рукаве? Щас сделаем. Удостоверения у них есть? Сомневаюсь. Так чем мы от них отличаемся?
– Они с оружием ходят, – пояснил Сенакоев.
– И у нас кое-что имеется, – подмигнул ему приятель. – Вот, смотри.
Он сунул руку под пиджак и извлек на свет пистолет Макарова. Повертел перед носом Алана, спрятал обратно и пояснил:
– Автоматы тоже найдутся. Когда все поутихнет, продадим. Но тащить их сегодня с собой мне не хочется – лишний вес, а нам и так нагруженными возвращаться придется.
– А если на грузин напоремся? – не унимался Сенакоев. – Может лучше переждать, пока не успокоится все, хоть немного?
– Не хочешь на неприятность нарваться, значит варежку не разевай, – разозлился Кузя. – Чего ждать-то? Русские танки скоро город окружат, местные осетины грузин из него вышибают. Самое время рискнуть.
В селе Кузя не торопился – так опытный рыбак осматривает незнакомый берег, прикидывая, где лучше забросить удочки. Многое нужно учесть: и скорость течения, и возможную глубину, прикинуть, нет ли на дне зловредных коряг, грозящих зацепами, да и устроиться желательно покомфортнее – на одной ноге несколько часов не выстоишь…
Наконец Какишев уверенно показал на добротный двухэтажный дом, окруженный ухоженным садом.
– Сюда.
Он по-хозяйски поднялся на высокое крыльцо и двинул в дверь ногой.
– Открывай!
Никто не ответил. Кузя наклонился, исследовал замочную скважину и сообщил:
– Заперто.
Достал из кармана нож с выбрасывающимся лезвием, долго копался в замке, потом заявил:
– Нужно что-нибудь поосновательнее.
Осмотрел двор и приказал Алану:
– Посмотри в сарае.
Сенакоев мигом исполнил распоряжение и вскоре вернулся с небольшим ломиком в руках. Алану было не по себе, ему все время казалось, что вот-вот из-за угла появятся хозяева дома или нагрянет патруль. Хотелось поскорее оказаться за дверью, укрыться от пусть и незаметных, но очень зорких человеческих глаз.
Кузя с хрустом вонзил жало ломика в косяк.
– Давай!
Они дружно навалились на лом. Дверь хрустнула и отошла в сторону.
– Ну-ка, ну-ка… – дурашливо протянул Какишев, входя в дом. Алан устремился за подельником.
В доме было прохладно, и царил полумрак – плотные шторы преграждали свету доступ в комнаты. Воры огляделись. Мебель добротная, на полу и стенах – ковры, в шкафу слабо искрится хрустальная посуда. К ней и потянулся Алан.
– Сдурел? – остановил его Кузя. – Чай, не советские времена. Люстру еще сними… Погляди лучше одежку. Может, шуба найдется или еще какие меха. Они легкие, и сбагрить их можно легко. Та-ак… А вот это интересно.
Он подошел к висевшим в углу иконам, принялся снимать их и внимательно разглядывать. Через какое-то время объявил:
– Я конечно не специалист, но, по-моему, за вот эти доски можно получить неплохие бабки. А у тебя что?
Сенакоев молча показал на горку старинной серебряной посуды. Кузя осторожно взял высокий длинногорлый кувшин, покрытый искусной насечкой, довольно поцокал языком.
– Неплохо, совсем неплохо!
– Смотри-ка… – позвал его Алан.
Под стопкой постельного белья лежали три толстеньких пачечки: грузинские лари, российские рубли и доллары, все в крупных купюрах.
– В конец обнаглели, – заявил Какишев, отправляя находку во внутренний карман. – Деньги им не нужны… – он удивленно покачал головой.
– Наверное, побоялись их в Тбилиси брать, – предположил Алан. – Мало ли что…
– Это правильно, – одобрил Кузя. – Жулья там наверняка хватает. Не дай Бог, достанутся денежки нечестным людям. А мы о них позаботимся.
Он был доволен результатом «осмотра», весело посмеивался, то и дело радостно потирал руки. Вошел в азарт и Сенакоев.
– Давай еще пару домов проверим, – предложил он.
– Времени много, – с сожалением произнес Кузя. – Два не успеем. Но еще в один обязательно заглянем. Завтра сюда лучше не приходить, хотя и жалко. В этой деревушке есть, чем поживиться. Но мы здесь уже наследили, так что рисковать не будем. Береженого, как известно, и Бог бережет…
– Ничего, сел здесь много, – сказал Алан.
– Эт точно, – согласился Какишев.
28. Сергей
Ночью Комов несколько раз просыпался, прислушивался к дыханию обитателей подвала и к тому, что происходит на улице. В горле было сухо. Он нащупывал бутылку с минералкой, отвинчивал крышку, делал маленький глоток – не пил даже, смачивал губы.
Проснулся оттого, что кто-то возился с плитой. Сергей протер глаза, они все равно слипались, но тратить на умывание воду было непозволительной роскошью. Он смочил подушечки пальцев слюной, точно хотел страничку книги перевернуть, опять потер глаза. Стало видно лучше, а не с радужными разводами вокруг людей, будто он научился различать их ауру.