Солнце клонилось к западу. Оно торопилось согреть не знающую особых забот Европу, потом осветить счастливую, уверенную в своей правоте Америку. Солнце уходило, забирая с собой тепло. Впереди была ночь. Ее придется провести на холодных жестких камнях, от которых утром будет ныть все тело. Но ночь укроет их от чужих недобрых глаз, даст возможность хоть немного расслабиться. А завтра путь завершится, и они увидят перед собой Рокский тоннель.
Что будет дальше, Арчил не загадывал. Пытался представить, что их ждет, но не мог. Лучше думать о привычном: о Гоче, об институте, о родителях. Наверное, они уже вернулись домой. Прочитали записку, которую он оставил, волнуются, переживают. Мама наверняка плачет…
– Тихо!..
Властный шепот Ворона заставил Арчила застыть на месте.
– Что? – насторожился американец.
– Кусты на том склоне, – показал спецназовец. – В них кто-то прячется…
Он быстро освободился от лямок рюкзака, окинул взглядом окрестности.
– Слева зайду, – глаза Ворона азартно блестели. – Прикройте, если что…
Босс молча кивнул.
Арчил тоже снял рюкзак (плечи устало заныли) и опустился на покрытую сухими листьями землю. Сердце билось сильными глухими толчками.
Ворона не было видно – он словно растворился в воздухе. Напрасно Арчил присматривался до боли в глазах: Ни травинка не дрогнула, ни листок не шелохнулся. Тем неожиданнее прозвучал приглушенный вопль боли, донесшийся из кустов, на которые обратил внимание спецназовец.
Ветви заколыхались, из кустарника вывалился незнакомый мужчина, одетый в сильно помятый штатский костюм. Ворон, заломив ему руку за спиной, быстро гнал незнакомца к своим соратникам.
Когда они приблизились, Арчил заметил, что верхняя губа пленника сильно кровоточит, а руки его, торчащие из рукавов явно короткого пиджака, сплошь покрыты замысловатыми разводами татуировок.
– И кто это? – осведомился американец.
– Уголовник, – пояснил Ворон, как видно, успевший уже побеседовать с пленником. – Говорит, что пробирается в Тбилиси.
– А сам тем временем идет в сторону России… – усмехнулся Босс. – Местность эту он знает?
– Нет, – с сожалением покачал головой Ворон. – Используем другие его достоинства. Парень жилистый, пускай рюкзак прет, а то у меня уже плечи отваливаются.
– Ну что ж, – рассмеялся американец, – найти в этих горах вьючную лошадь, это тоже неплохо!
Пленник, видимо не понимавший ни слова из разговора, проходившего на английском, исподлобья смотрел на веселящихся спецназовцев.
– Ладно, грузи своего мула, – распорядился Босс. – Не будем терять времени.
И снова качалась перед глазами Арчила земля. Голову он уже давно не поднимал, тупо переставлял ноги, думая об одном: как бы не упасть. Надежда на то, что отдохнувший Ворон хоть на какое-то время избавит его от опостылевшего груза, быстро истаяла. Тот не обращал на измученного Гегечкори ни малейшего внимания.
«Помру, и не заметит, – с горечью думал Арчил. – Сколько он со мной за эти дни общался? Честно говоря, ни разу. „Вставай, иди, неси“, – вот и весь разговор… Не хнычь, – одернул себя Гегечкори. – Только и забот у них с Боссом, чтобы со мной нянчиться. Вперед, вперед! Осталось немного. Нет, вру. Много еще, конечно, но гораздо меньше, чем уже прошли…»
– Тебя как зовут-то? – услышал он голос Ворона.
– Васо, – помолчав, отозвался уголовник.
Арчилу показалось, что он назвал первое пришедшее на ум имя – только чтобы от него отвязались.
– Зря, Васо, обижаешься, – миролюбиво произнес Ворон. – Может, потом еще радоваться будешь, благодарить Бога за то, что нас свел.
Васо хмыкнул, но ничего не сказал.
– Мы ведь, как ты уже наверняка понял, не развлекаемся, – продолжал спецназовец. – Сделаем дело, потом домой вернемся, расскажем, о том, как ты нам помог. Родина верных ей людей не забывает.
На сей раз звук, изданный завьюченным уголовником, больше напоминал хрюканье.
– Зря сомневаешься, – настаивал Ворон. – Заметь, я не спрашиваю, за что ты сидел, как сюда попал. Не интересует меня это, я не прокурор. Одно могу сказать твердо: поможешь нам, и все твои грехи будут списаны. Еще и деньги получишь. Хорошие деньги.
– Врешь… – хрипло заявил Васо.
– Зачем? – удивился спецназовец. – Пойми, чудак, я могу тебя заставить сделать все, что мне нужно. Куда ты денешься? Но не лучше ли по-человечески? Ты поможешь нам, мы поможем тебе. Все грузины братья.
– Подумаю… – пробурчал уголовник.
– Во-во! – повеселел Ворон. – Подумай. А мое слово твердое.
«Непонятно все, – размышлял Арчил. – Как можно так, не разузнав, что за человек перед тобой, обещать ему прощение всех грехов? А если он грабитель или убийца? Какой смысл говорить с этим типом о Родине? Бежал-то он в Россию, да и то, наверное, потому, что ему там воровать проще. Я бы понял, если б этот Васо добровольно пришел в военкомат, сказал, что хочет бороться с сепаратистами… Как же! Не поймай его Ворон, он бы уже черт те где был. Заставить его делать то, что требуется, и дело с концом. Он один и безоружен, а у нас три автомата. Нет же, уговаривают этого мерзавца, еще и деньги ему сулят. За что деньги? За то, что он Родину защищать будет? Не понимаю…»
Мысли путались.
Арчил с трудом поднял голову и посмотрел на Солнце. Оно все еще стояло высоко. Нужно идти, нужно идти, нужно идти…
32. Комов
– Ох… – наконец Комов отбросил одеяло, дышать под ним было трудно – и воздух плохо проходил, и все оно пропиталось пылью.
Сергей сделал несколько глубоких вздохов, как будто только что вынырнул из воды, где ему пришлось задерживать дыхание. Воздух в подвале был тоже не очень свежим, таким особо не надышишься.
– Ты конечно мастер литературного слова, – начал Женька, подходя к Сергею и усаживаясь рядышком. – Но абсолютно не думаешь о ближних своих.
– Прости, больше не буду, – сказал Комов и нажал на клавишу, выключавшую телефон. – Понимаю, конечно, что рисковал, и всех мог подставить…
– Да я не о том, – перебил его оператор. – Вот я своей супруге, что сбросил СМСкой? Что мы тут с тобой пьем вино, едим хачапури с сыром, загораем. В общем, отдых в дополнение к отпуску, оплаченный к тому же конторой. И что мне ей говорить, если она твой сюжет посмотрит? Она ж теперь ни одному моему слову верить не будет.
– Тяжелый случай, – признал Сергей. – Надейся, что она этот сюжет не услышит. Честно говоря, буду очень рад, если и Татьяна его пропустит.
– Вероятность близка к нулю. Наверняка от телевизора не отходят… Ты что просил жене передать? Что уже уехал из Цхинвала. Вернешься, она тебя на порог не пустит. За систематическое вранье.
