Подняться на ноги ему помогли. Он не видел кто, потому что стекло шлема оказалось с внешней стороны испачкано пылью, а с внутренней — кровью. Несколько рук вцепилось в него. Вначале он чувствовал только душный приторный запах крови, потом с него сняли шлем. Он забыл о боли в легких, ухватил побольше воздуха. На этот раз он проглотил мало иголок.
— Что случилось? — хорошо, что зубы не выбил. Сейчас бы шепелявил.
— Канат оборвался, — сказал техник, освободивший Шешеля от шлема.
Гример влажной ваткой, смоченной спиртом, стирал кровь. Ссадину на лбу защипало. Даже не смотря в зеркало, Шешель знал, каким местом ударился.
— Как вы себя чувствуете? — поинтересовался Томчин.
— Ничего. Голова немного болит. Но бывало и хуже. Гораздо хуже.
— Не сотрясение ли у вас? Проверить бы надо.
— Обойдусь.
— Что с этим делать будем? — Томчин кивнул на ссадину на лбу Шешеля.
— Заштукатурю, и не заметите, — ответил гример.
— Так. Так. Что же вы, милостивый государь, канат такой тонкий прицепили? — спросил Томчин у Шагрея.
— Я посмотрю его. Должен был выдержать вес, — задумчиво сказал Шагрей, потирая подбородок. — Может, брак подсунули? Волокно не качественное или еще что. Я посмотрю.
— Сделайте милость. А то главного героя угробим в самом начале съемок.
— А вы что, хотите угробить меня в самом их конце? — вмешался в разговор пришедший в себя Шешель.
— Боже упаси, — сказал Томчин, — я хочу приберечь вас для следующих картин.
— Марс покорять?
— Посмотрим. На сегодня, вероятно, все.
— Если бы вы жили в Средневековье — цены бы вам не было, — съязвил Шешель, обращаясь к Шагрею.
— Это отчего же?
— Инквизиторы в вас души бы не чаяли. С вашими-то талантами. Ох. Вы придумали бы такие приспособления для пыток, что признания в содеянных богохульных делах у колдунов да ведьм можно было бы легко получить. Никто не отказался бы.
— Полно вам, — сконфузился Шагрей и чуть покраснел.
— Это я шучу так. Не обижайтесь, — сказал Шешель Шагрею, потом обратился к Томчину: — Вот о чем я подумал, а не может ли наш исследователь кого-нибудь встретить на Луне?
— Селенитов, что ли? Маленьких зеленых человечков?
— Почему обязательно зеленых? Пусть будут розовые или желтые.
— На кого это вы намекаете? Нет. Желтых нельзя по политическим соображениям. Пусть будут зеленые.
— Фильм-то черно-белый. Никто цвет не различит.
— Отчего вы думаете, что он черно-белый выйдет? Есть у меня кое-какие задумки, но пока об этом рановато говорить, а вот о человечках… Что вы думаете, господин Шагрей? — подмигнул Томчин.
— Лунная поверхность хорошо изучена астрономами. На видимой ее стороне нет никаких поселений. Возможно, они окажутся на невидимой, но я в этом сомневаюсь. Вот если предположить, что живут они под поверхностью? Действительно. Почему бы и нет? Этот вариант можно обсудить. Я придумал уже, как наш герой найдет их, — Шагрей сделал многозначительную паузу, но все и так внимательно слушали его. — Наш герой при очередном прыжке пробивает лунную поверхность, которая на самом деле оказывается крышей их поселения, и проваливается внутрь. Он падает. Высота огромная.
— Ох, — простонал Шешель. Он понял, что над ним подшучивают.
«Вот выдумал-то проблем на свою голову», — подумал он и вознес взгляд к звездным небесам. С них свисал оборванный трос. «Вот как надо добираться до звезд. Найти вот такой же трос, позабытый Всевышним, и полезть по нему вверх. Времени, правда, много уйдет. Руки устать могут. Ослабеешь, разожмешь руки и грохнешься вниз. Радости от такого полета мало».
Но он отвлекся. Он хорошо помнил еще предыдущее свое падение, и ему совершенно не нравилась перспектива провалиться и в город лунных жителей, причем, скорее всего, Шагрей вновь изобретет для этого какой-нибудь особенно болезненный способ.
— Ничего. Ничего, — успокоил Шешеля Томчин, — все будет под контролем. Мы обсудим ваше предложение. Кстати, пока вы тут прыгали, как, простите кенгуру, забегала Спасаломская. Ей очень понравилось. Она прямо-таки лучилась от восторга, увидев вас. Вы произвели на нее впечатление. Поздравляю. На днях она освободится, и мы начнем снимать вас вместе.
Шешелю показалось, что во время своих прыжков он слышал смех. Тогда он еще подумал: «Странно, что этого весельчака не останавливает Томчин и не отправляет его прочь». Теперь он знал, кто над ним смеялся. Правильно. Какие еще эмоции, кроме смеха, может вызвать человек, которого привязали веревкой к балке под потолком и при каждом шаге подтягивают, чтобы он прыгал, как… как кенгуру. Она ушла до того, как он упал.
— Сцена получилась превосходно, — продолжал Томчин, чтобы чуть развеять мрачные мысли Шешеля, которые отражались и на его лице. — Нам вполне для фильма хватит тех прыжков, которые вы успели сделать до падения. Переснимать не будем. — Спасибо. Уважили.
— Пожалуйста.
Шагрей, осмотрев порвавшийся трос, пришел к выводу что несколько его волокон были перерезаны, Томчин этим фактом был озадачен. Не хватало еще диверсий внутри студии. Мало ему внешних врагов, так еще и внутренние появились. Нетрудно догадаться, куда идут нити заговора и кто заказчик этой диверсии. Тот, кто перерезал канат, — лишь исполнитель. Сделать это мог кто угодно. Любой из техников. Не устраивать же каждому из них допрос с пристрастием. Все обвинения окажутся голословными, доказательств никаких и злоумышленника не найти. Не найти, если не прибегнуть к помощи одного из пыточных аппаратов Шагрея. Неужели конкуренты обзавелись шпионом в его студии? Значит, им известен каждый его шаг. Может, обратиться к помощи Шагрея?
Тем временем, переодевшись и смыв грим, Шешель встретил в коридоре студии Спасаломскую.
— Вы так заняты на съемках, бравый майор военно-воздушных сил, что не видите ничего вокруг.
— Маленькое уточнение. Я теперь не в военно-воздушных, а в космических служу, и не майор, а половник, — сумел-таки парировать Шешель эту словесную подачу Спасаломской.
— Учту. Поздравляю с повышением.
— Спасибо. И я скорее сказал бы, что это вы так заняты на съемках, что у вас нет ни минуты свободного времени.
— Обещаю, что вскоре мы приступим к совместным сценам.
— Жду не дождусь. Считаю каждое мгновение. Хорошо бы отрепетировать что-нибудь до начала съемок.
— М-м-м… на сегодня, судя по вашему виду, рабочий день у вас закончился?
— Зрите в корень.
— Тяжело Луну покорять? — Спасаломская кивнула на ссадину на лбу Шешеля.
— Признаться, нелегко. Поджидают всяческие неожиданности, предусмотреть которые даже гений инженерной мысли, коим, на мой взгляд, и является Шагрей, увы, не может. Но тем интереснее. Мир стал бы пресным и неинтересным, если бы мы знали обо всем, что в нем будет происходить.
