— Ваша агентурная сеть работает хорошо.
— В картине занят настоящий пилот Военно-воздушного флота. У него шрам на лице. Вы ведь знаете его? Его зовут Александр Шешель.
— Конечно, я его знаю. У него ведь главная роль.
— Ваше техническое оборудование рассчитано в основном на него. Он снимается всегда без дублера?
— Пока да.
— Это очень хорошо. Мне нужно…
Свирский замолчал. Дойдя до кульминации, он никак не мог произнести последние слова. Вряд ли это происходило оттого, что он не решался переступить грань между честной игрой и шулерством. Он давно уже перешагнул ее в других случаях. Такие мелочи его не останавливали. На хитром его лице стояла печать «подлец», и даже в темноте, когда ничего не видно, только одно слово, произнесенное им с любой интонацией, выдало бы его сущность.
Шагрей, насколько смог, изобразил на лице скверную кривую ухмылку, дескать: «не стесняйся, чтобы раздобыть денег, я готов на любые подлости. Все зависит от величины вознаграждения».
Свирский решился, подумав, что не ошибся в этом человеке.
— Вы ведь можете сделать так, чтобы во время съемок Шешель получил серьезную травму, стал бы калекой или даже… ну вы меня понимаете. При этом, конечно, чтобы на вас не упала и тень подозрения, что в трагедии виноваты вы. Мало ли какие неисправности случиться могут. Винтик выпадет или гайка какая плохо закрученной окажется. Вам виднее. Я буду очень-очень благодарен за эту услугу.
«Вот, значит, как. Это даже серьезнее, чем я предполагал. Какая же сволочь. Взять бы его да повозить мордой по столу. Но этого мало будет. Разнимут. Не поймут, из-за чего драка произошла. Чем же ему так Шешель не угодил?»
Последний вопрос был безобиден, и Шагрей, чтобы получить еще некоторое время для раздумий, произнес его вслух.
— И чем же вам так не угодил Шешель?
— Я не хотел бы это обсуждать. Это личное. Только личное.
— Вы представляете, какие убытки понесет студия Томчина в том случае, если Шешель не сможет дальше сниматься?
— Примерно представляю. Но ведь вы не акционер студии. Напротив, вы в этом случае получите даже выгоду. Наверняка Томчин возьмет на главную роль другого пилота и переснимет с ним сцены, где играл Шешель. У вас работа дольше продлится. И это, естественно, не все. Как я уже сказал, буду вам очень благодарен за услугу. Назовите сумму.
— Все не так просто, как кажется вам на первый взгляд. Я рискую, сильно рискую. Начнется расследование.
— Но ведь все можно списать на несчастный случай на производстве. На заводах рабочие тоже, бывает, гибнут и калеками становятся. За это на предприятие накладывается штраф за несоблюдение техники безопасности. Пострадавшие или их родственники получают компенсацию. В случае увечья студия Томчина возместит Шешелю ущерб, а если исход будет летальный, что же, я не знаю, есть ли у Шешеля родственники, которым надо будет выплатить компенсацию.
— Признаться, я тоже этого не знаю.
— Вот видите. Мстить никто не станет. Дело верное. Ведь вы согласны с тем, что цель оправдывает средства? Не сомневайтесь. Цель у вас великая. Зачем отодвигать ее осуществление из-за такого человека, как Шешель.
«Экий подлец, — думал Шагрей, смотря в глаза Свирскому, — такой ни перед чем не остановится. Не соглашусь я, найдет другого, а мы и не будем знать кто, пока трагедия не случится. Может, и после нее не узнаем. Все же надо его переиграть, а для этого необходим небольшой тайм-аут, чтобы проанализировать ситуацию и перейти в контрнаступление».
— Вы ведь хотите, чтобы это произошло как можно быстрее?
— Желательно.
— И естественно, чем быстрее это произойдет, тем большее вознаграждение я могу получить от вас.
— М-м-м, — протянул Свирский, — вполне вероятно. Можно обговорить сроки и цену.
— Хорошо. Сейчас я не смогу сказать вам ни первого, ни второго, потому что мне надо выяснить план съемок и когда будут применяться мои технические приспособления. Только тогда я смогу примерно прикинуть, когда возможно будет все осуществить.
— Сколько уйдет времени на выяснение?
— Не думаю, что больше трех-четырех дней.
— Сегодня понедельник. Значит, встретимся в четверг. Я буду ждать вас в четверг вечером возле входа на студию.
— Могут быть непредвиденные осложнения. Мне надо знать, как вас найти. Может, все случится раньше или позже. Односторонняя связь — очень неэффективна.
Свирский полез в карман пиджака, извлек толстый кожаный бумажник, достал оттуда визитку, протянул Шагрею, потом стал отсчитывать купюры.
— Я хотел бы предложить вам аванс. Здесь тысяча рублей.
— Спасибо, но пока я откажусь. Вовсе не из-за того, что мне не нужны деньги, — сказал Шагрей, мельком посмотрев на визитку Свирского и запоминая адрес и номер телефона, — этого, — он кивнул на купюры, — может оказаться слишком мало даже для аванса. Вдруг вы не согласитесь.
— А если соглашусь?
— Вот тогда и поговорим об авансе и всей сумме.
— Как знаете.
Свирский убрал бумажник, взял бокал. Следивший за ними официант подбежал к столику и наполнил бокал шампанским. От его взгляда не ускользнул толстый бумажник Свирского. От этого зрелища служебное рвение официанта сильно увеличилось. Он плеснул шампанского в бокал Шагрея и удалился на прежние позиции, когда Свирский жестом приказал ему уйти и не мешать.
— Предлагаю выпить за удачный исход дела, — сказал Свирский.
— Прекрасно, — сказал Шагрей.
Бокалы со звоном ударились друг о друга. Свирский, выпив бокал, порывался на счастье расколотить его о пол, но в последний момент передумал.
Если бы официант не знал Свирского прежде, то подумал бы, что он обмывает заключение какой-то коммерческой сделки.
— Какая здесь отвратительная музыка, — сказал Шагрей.
— Вы так полагаете? — удивился Свирский: — Это сейчас очень модно. Хотите, я что-нибудь другое закажу. Что вам нравится. Музыканты здесь хорошие. Сыграют все, что пожелаете.
— Увольте, увольте. Уши мои от них устали, и душно здесь. Если вы не возражаете, я пошел бы домой.
— Как я могу задерживать вас? Могу подвезти. Вон за окном мое авто с водителем, — и он ткнул через стекло витрины, за которым виднелись очертания чего-то огромного и черного, но Шагрей смотреть туда не стал.
— Сам дойду. Проветрюсь немного. До свидания.
— Позвольте проводить вас хотя бы до выхода.
— Спасибо, не надо.
Никогда Шагрей еще не испытывал такой неприязни, пожимая другому человеку руку. Так бы сжал ее, чтобы кости затрещали и сломались. Но пришлось сохранять на лице ухмылку, точно такую же, что и на лице собеседника.
