Для конспиративной встречи вне студии кафе это имело одно важное преимущество перед другими подобными заведениями, коих в округе было предостаточно — сюда работники киностудии заглядывали редко, во-первых, потому что хорошо и недорого поесть можно было и вовсе не выходя за ворота, а во-вторых, если уж кто-то и выбрался за границу студии, содрогаясь от голодных спазмов в желудке, то, прежде чем он добрался сюда, повстречал бы по дороге как минимум еще пару-тройку заведений с куда как более изысканной и вкусной кухней. Пройти мимо них было просто невозможно.
— Перво-наперво удовлетворите мое любопытство — для чего такие предосторожности, будто мы шпионы какие и находимся во враждебной нам стране, — сказал Шешель.
— Есть причины.
— Что изволите? — Рядом со столом возник официант, встав по стойке «смирно», как солдат, ждущий распоряжения высокого начальства.
— Что там у вас есть э… э… поесть? — Шешель понял вдруг, что заговорил стихами. Прежде он таких способностей за собой не замечал.
— Хотите ознакомиться с меню?
— Это долго, — скривился Шешель, — что там у вас считается фирменным блюдом?
— Говядина по-посольски с гарниром.
— Это как это, по-посольски? — удивился Шешель, а потом, махнув рукой, остановил официанта, который чуть было не взялся за разъяснения. — Вкусно хоть?
— Очень.
— Готовите быстро?
— Все на плите. Мигом принесу.
— Давай, давай. Не задерживайся, но смотри у меня, если окажется невкусно.
— Что вы. Что вы. Будете довольны. Сию минуту принесу.
— И мне еще кофе, — бросил ему вслед Шагрей.
— Много кофе — вредно для здоровья, — назидательно сказал Шешель, — поверьте мне. Я это хорошо знаю. Пил его ведрами, чтобы в бодром состоянии себя поддерживать. Летать много приходилось. Потом сердце начинало пошаливать. Но простите, нас прервали. Я внимательно слушаю вас.
Официант принес тарелки с едой, расставил их на столе, посмотрел на Шешеля, дождался его благословения и удалился только после того, как пилот, отрезав кусочек говядины, запихнул его в рот, пожевал и сказал: «Вкусно».
Шагрей полез в карман пиджака, извлек картонку, вначале посмотрел на нее, проверяя, то ли он достал, перевернул на ту сторону где были отпечатаны буквы, затем протянул Шешелю.
— Не знакомы ли вы с этим господином?
— Свирский? Родион Свирский, — прочитал Шешель, — лично нет. Но в последнее время наслышан об этой личности.
— Боюсь, у вас пропадет аппетит, когда я продолжу.
— Не бойтесь. Аппетит у меня не пропадет, чего бы вы ни сказали. Проверено.
— Не знаю, чем вы так ему не угодили, но не позднее как вчера вечером он предложил мне одно дельце, а именно — покалечить вас или даже убить посредством моих, сделанных для съемок фильма приспособлений, пообещав за это любые деньги.
— Подозреваю, что вы и без вознаграждения, я бы сказал, на общественных началах, меня когда-нибудь покалечите, — сказал Шешель.
— Оставьте ваши шутки.
— Извините. Извините. Так что же вы?
— Во время разговора испытывал желание надавать ему по физиономии, но, исходя из стратегических интересов, сдержался. Теперь касательно причин, отчего я не захотел говорить об этом в студии. Наверняка там у Свирского есть осведомители, которые известят своего хозяина обо всем происходящем. Замечу, что работа их не исчерпывается сбором информации. Я подозревал, что они канат подрезали, тот, который к вам привязали, когда вы шли по иной поверхности. Теперь я в этом нисколько не сомневаюсь. Свирский узнал бы о нашей беседе и понял бы, что я не выполню его просьбу. Пока он пребывает в обратном мнении. Но это продлится недолго. У нас от силы дня четыре, пока он не поймет, что я морочу ему голову, и начнет действовать по другим направлениям. У меня такое впечатление, что он от вас не отстанет, пока своего не добьется.
— У меня тоже. По другим направлениям он уже действует. Эх, значит, не внял он моим пожеланиям, придется переходить в контрнаступление.
— Вы что-нибудь знаете о нем?
— Только в общих чертах. Я его видел, разговаривал с человеком, имевшим с ним дело, с его приятелем, да вот с вами. Но справок о нем не наводил. Что он подлец, и так видно.
— Да. Предлагаю свои услуги. Надо вместе разработать план, как нейтрализовать этого человека. И все же чем вы так ему навредили? Он сказал личное. Это так?
— Да.
— Личное, — задумался Шагрей, но загадку эту разгадал быстро: — Какой я глупый. Мог бы и сам догадаться. Не иначе здесь замешана женщина. Молчу. Молчу.
— Почему вы ничего не едите, а только кофе пьете? Говядина у них совсем недурственная. Даже не ожидал. Может, отведаете?
— Нет, спасибо. В студии я поел. Сыт я, да и в студии мне больше нравится, как там готовят.
— Патриот вы. Патриот.
По городу теперь ходишь, как по минному полю. Мало ли какие ловушки расставил здесь неугомонный Свирский. Может, он подкупил абсолютно всех — от дворника, который каждое утро монотонно гоняет по улицам пыль, до разносчика пирожков. Встанет тот на пути Шешеля наперевес с лотком, на котором дымятся вкусные аппетитные пирожки, схватит один из них, протянет с улыбкой на устах. «Бери, дескать, барин. Кушай. Вкусно». Кто же в этом сомневается. Но где гарантия, что вместе с повидлом или мясом он не запек еще и щепотку мышьяка или стрихнина. Прежде чем самому есть этот пирожок, не просить же разносчика откусить кусочек и прожевать. Этак со временем начнешь думать, что весь мир строит тебе всяческие козни, а каждый человек только и думает о том, чтобы подстроить тебе какую-нибудь пакость. С такими мыслями вскоре наживешь нервное расстройство, поначалу дома запрешься и никого пускать к себе не будешь, а после, когда съешь все запасенные продукты, либо повесишься, либо заберешься в теплую ванну и вскроешь себе вены или воспользуешься менее эстетическим способом и пустишь себе пулю в висок.
Обычно чувства такие владеют шпионами, слишком долго находящимися на чужбине и уставшими от постоянного напряжения. Ими овладевает состояние, когда в любом встречном они подозревают контрразведчика, приставленного за ними следить. Не дай бог повстречать кого-то дважды, да еще за один день. Подозрения от этого только усиливаются, а доза снотворного, необходимого для того, чтобы ночью хоть немного вздремнуть, — увеличивается.
Как же сделать, чтобы такие чувства появились в душе у Свирского? Чтобы, выбравшись из своего дома, он озирался испуганно и, лишь убедившись, что ничего подозрительного не видно, двигался перебежками или быстрым шагом, постоянно оглядываясь, чтобы никто незамеченным к нему не подобрался. Как же сделать это? Возможностей-то у Свирского пока больше.
Вечер продолжался. Они заказали графин водки. Шагрей распалился.
— Тихо. Тихо, нас могут подслушать, — успокаивал Шешель Шагрея, когда тот начинал повышать голос.
