— Не беспокойтесь. Верну, а если с ними что случится, тоже не беспокойтесь. С Томчиным я все улажу.
Знакомый экипаж стоял на том же месте, что и во время прошлой встречи, будто и вовсе никуда не отлучался, а извозчик, за неимением более приличного пристанища, так и жил в нем. Но Шешелю просто повезло, потому что оживленная суета на Привокзальной площади каждую секунду намывала все новые и новые толпы людей, которые накатывались на стоящие подле экипажи, совсем как морские волны на прибрежный песок, где раскидан какой-то мусор, ракушки, мертвые рыбы, обломки кораблекрушений. Часть из них уносилась волнами, другая оставалась в ожидании следующих пассажиров. Задержись Шешель минут на пять, пришлось бы ему ждать полчаса, а то и побольше, пока знакомый извозчик вновь не вернется на площадь.
Он заторопился, когда заметил, что к экипажу целенаправленно движется тележка, нагруженная чемоданами, которую толкает перед собой носильщик, обливаясь потом, совсем как шахтер, выбирающийся из шахты. Неужели тележка с чемоданами так же тяжела как вагонетка с добытой под землей породой? Может, пот — это уловка, изобретенная им, чтобы выпросить у клиента побольше денег, и появляется он на лбу, когда носильщик подносит к нему тряпочку будто бы вытирая пот, но на самом деле тряпочка смочена водой. Носильщик сжимал ее, а после по лбу бежали струйки влаги, которые можно было принять за пот. Забавно. Если бы периодически не отвлекался на эту уловку и толкал тележку чуть быстрее, то Шешель не смог бы обогнать его, а так он влез в экипаж, когда носильщик и его клиент не дошли до него метров пятнадцать. Оглянувшись, Шешель увидел на их лицах замешательство, потом они, смирившись с неудачей, поспешили двинуться к другому экипажу, благо свободных на площади было предостаточно.
— Куда, барин? — спросил извозчик, оборачиваясь. Он задержался в этой позе, смотря на Шешеля, но совершенно не узнавая его, а лишь дожидаясь, когда пассажир скажет, куда надо ехать.
— А, не признал ли ты меня, милейший?
Извозчик задумался. Шешеля чуть скрывала тень от поднятой крыши экипажа, но все равно лицо его было видно в мельчайших деталях, учитывая, что от извозчика отделяло его менее метра.
— Прости, барин, не припомню что-то. Но ты не обижайся. Мне за день много людей возить приходится. Всех-то и не упомнишь. Вот так.
Видимо, маскировка была действительно великолепна, если у извозчика не возникло никаких догадок. Так быстро забыть Шешеля он не мог.
— Не так давно ты хотел вместе с приятелями устроить мне ловушку. Припоминаешь?
Если прежде в глазах извозчика оставалась частичка сна, то сейчас она выветрилась, глаза прояснели будто в них плеснули родниковой воды.
— Ого, — только и смог сперва сказать извозчик, потом замер с открытым ртом, будто невидаль какую увидел, что даже его поразила, хоть жизнь его и была богата на разного рода случаи. Так и дышал, окатывая Шешеля тяжелым запахом, оставшимся во рту после съеденного не так давно обеда. — М-да, — эта реплика уже содержала в себе элемент анализа, но это было лишь начало долгого эволюционного процесса, и лишь третья фраза наконец-то стала вполне осмысленной: — Вас как подменили. Нет, голос-то тот, а вот внешность. Да. Никогда бы не узнал. Если бы не сказали, точно не узнал.
— Ну и хорошо. Ты мне будешь сегодня нужен.
По выражению на лице извозчика Шешель понял, что тот не рад таким перспективам.
— Ничего. В авантюры я тебя втравливать не буду, а потом разве ты не заметил, что каждая наша встреча приносит тебе незаслуженные барыши. Припомни-ка? Молчишь? То-то.
«И сколько мне еще мучиться?» — прочитал Шешель в его глазах.
«Посмотрим», — так же взглядом ответил ему Шешель.
«И ведь не откажешься, а если откажешься — потащит в полицейский участок, припомнит там, как его в ловушку заманивал. Теперь от него не отделаешься».
«Полно тебе шантажистом меня обзывать. Никуда я тебя не потащу, но дело у меня такое, что лучше, чтобы под рукой кто-то знакомый оказался, для кого неожиданности всякие неожиданностями и не покажутся. Радоваться должен, что доверяют тебе».
«Премного благодарен. Но я без этого прожил бы лучше».
— Отправляйся по этому адресу, — сказал Шешель, протягивая извозчику визитную карточку, — а там уж решим, что дальше делать. Может, я тебя быстро отпущу, а может, до вечера задержу или даже до ночи, но внакладе ты не останешься. Да и опасного ничего не будет.
«Так я тебе и поверил», — подумал извозчик, прочитав адрес на карточке.
Колесить по городу в поисках черного авто дело неблагодарное и практически безнадежное. Удивление вызвало бы скорее то, что «Олдсмобиль» найдется, а не обратный результат таких поисков.
Накануне Шешель попросил своего водителя разузнать что-нибудь о Родионе Свирском. Водитель рассказал столько, будто вел на Свирского досье. Это был отпрыск богатой семьи, которая имела несколько нефтяных скважин в Баку. Недавно Свирский вернулся из Англии, где обучался в течение пяти лет.
«Англичане давно зарятся на нефтяные вышки Баку, хотят там хотя бы концессию на разработки получить. Наверняка Свирского, когда он обучался в Англии, обработали так, как не обрабатывают во время вербовки шпионов. А ведь нефтяные промыслы ему по наследству достанутся. Но не стоило в таких руках оставлять стратегически важное для государства производство».
Начинало темнеть. Духота, накопившаяся за день, еще не рассеялась. Пыль, поднятая ногами и колесами, незаметно витала в воздухе, как назойливая мошкара, скрипела на зубах, забивалась в нос. Все, над чем старались дворники утром, было уже уничтожено. Но до грязных тротуаров свет уже не доходил. Ни тот, что падал с небес, ни тот, что поселился на кончиках фонарных столбов. Кто разберет — какими были тротуары на самом деле, если, конечно, не взбредет в голову нагнуться, для того чтобы шнурок завязать на ботинке или оброненную монетку поднять. Рука скользнет по тротуару и, если она не будет защищена перчаткой, измажется.
Шешелю нравилось трястись в экипаже. Почему-то он получал удовольствие, когда колеса наезжали на камень, выступавший из брусчатки, подпрыгивали, скатывались с него, гулко ударяясь, а рессоры не могли полностью сгладить этот удар. Ему хотелось ехать подольше. Он не стал бы укорять извозчика, если бы тот выбрал самый длинный и окольный путь, провезя его через весь город, точно на экскурсии, чтобы он смог вдохнуть все запахи, растекающиеся над его улицами.
Они не стали подъезжать прямо к дому Свирского, остановившись поодаль, чтобы не привлекать к себе внимания, но одновременно, чтобы им было видно все, что происходит подле дома. Некоторые его окна были освещены. В огромных квадратах света изредка мелькали тени, но они оставались лишь тенями. Вооружись Шешель биноклем, все равно вряд ли понял бы, кому они принадлежат. Бинокль или подзорная труба! Это мысль. Жаль, что пришла она поздновато. Право, не возвращаться же за ними домой.
Шешель выбрался из экипажа, постоял возле него, переступая с ноги на ногу совсем как лошадь, которая была запряжена в экипаж. Заметив это сходство, Шешель улыбнулся.
