Все тонуло в клубах табачного дыма. Мощные вентиляторы с большим лопастями, подвешенные под потолком, похоже, лишь прибивали дым к полу, отправляя его вниз, как только он чуть поднимался, и совсем его не разгоняли. Было бы лучше их вовсе выключить и открыть окна. Но их не только не открывали, но еще и занавесили портьерами, чтобы с улицы не было видно, что происходит внутри дома, а со стороны казалось, что весь он погружен в темноту, за исключением центрального входа и еще нескольких комнат, расположенных во флигелях.
Подъемная сила вентиляторов была так велика, что они смогли бы поднять вверх и потолок, не дави на него сверху еще один этаж и не будь он накрепко сцементирован со стенами.
Дам не было. Ни одной. Точно оказался в одной из восточных стран, где присутствие женщин на массовых мероприятиях, будь то спортивное соревнование или митинг, строго-настрого запрещалось. Нарушивших это табу ждало наказание. Разве что на публичной казни дамское присутствие не возбранялось.
Сколько здесь людей, сразу и не оценить. Быстро окинув взглядом зал, Шешель убедился, что Свирского здесь нет. Но где он? Где? Уже ушел? Бросил авто и ушел? Нет. Не может быть.
Разбившись на небольшие группки, люди беседовали. Судя по обрывкам разговоров, которые успевал перехватить Шешель, проходя через зал, круг тем был обширен — от внешней политики России до изменений цен на сельскохозяйственную продукцию внутри страны.
— Шампанское? — едва не преградив Шешелю дорогу, возник официант, будто из-под пола появился, кривя рот в дежурной улыбке.
«Хорошие зубы», — отметил Шешель, а вслух сказал:
— Не сейчас. Может, чуть позже, — прошел мимо, чуть отмахнувшись и незаметно водя взглядом по собравшимся, так, чтобы ни с кем глазами не встречаться.
Пол, вымощенный паркетом из разноцветных сортов дерева, так натерли, что он не только блестел, но и стал скользким, почти как лед. Этак, поддайся на уговоры официанта и немного не рассчитай свои силы, при каждом шаге будешь растягиваться на полу. Попробуешь встать и снова упадешь. Собравшиеся обступят, начнут смеяться, а когда ты упадешь в очередной раз, то и в голову никому не придет, что случилось это вовсе не оттого, что ты хотел угодить почтенной публике и развеселить ее, а потому что на ногах удержаться не в состоянии. Нечто подобное уже описывалось в одной пьесе. Но оказаться ее участником, пусть даже и не главным действующим лицом, а всего лишь статистом, который посмеивается, наблюдая за тем, как кто-то все падает на пол, Шешелю совсем не хотелось.
Следующий зал оказался гораздо менее изысканным в убранстве и не мог похвастаться ни огромными бронзовыми люстрами, ни узорчатым паркетом, потому что пол укрывала ковровая дорожка, а стены выкрашены в приглушенный зеленый цвет. Все это создавало немного интимную неофициальную обстановку.
Вся комната была заставлена игральными столами. Между ними оставались проходы. Надумай кто покинуть комнату, соседям он не помешал бы.
Игроков ничего не отвлекало от карт, рулетки и бильярда. Разве что раздражение на своих более удачливых соперников, если карта не шла, цифры, на которые ставились фишки, не выпадали, а шар, выточенный из кости мамонта, катастрофически не хотел залетать в лузу.
«Вот они, голубчики», — радостно подумал Шешель, увидев двух приятелей Свирского, стоящих как часовые по обе стороны от входа в небольшую нишу, где сейчас, очевидно, находился их старший товарищ или его следовало все же величать — хозяин.
«А я-то стал беспокоиться — куда вы запропастились. Прямо груз с плеч упал и дышать легче, хоть и воздух спертый, дыма многовато и не способствует он аналитической работе мозга, которая необходима для игры на всех без исключения представленных в зале инструментах, будь то карты, фишки или кий с шарами. Это только любитель может вообразить, будто все в руках фортуны. Нельзя ждать от нее милостей, а все надо взять самому или прикрикнуть на нее — сама принесет и от себя еще добавит. Мало не покажется. И не рад будешь, что о чем-то попросил у нее. А если придешься по душе ей, если она полюбит тебя, то… о… тогда могут быть разные варианты.
Свирский, видать, с кем-то вел важную беседу, если уж выставил приятелей вон, попросив церберами работать. Похоже, они часто исполняют подобную функцию и свято охраняли покой своего хозяина, пока шла деловая встреча. О более романтической встрече в данном случае разговор вряд ли можно заводить, если только Свирский не протащил сюда женщину, переодев ее в мужское платье. Но раскройся подвох, это оскорбило бы всех членов клуба. Свирского с позором выгонят. Или он откупится? Что гадать».
Охранники откровенно скучали. Кто вздумает рать штурмом нишу?
Занавески всколыхнулись, расступились в разные стороны, как волны морские, но выпустили они не дядьку Черномора, не богатырей и даже не Свирского, а невысокого человека с благородной сединой на висках и породистым лицом — результатом многовековой селекционной работы. Вот только тело его стало портиться от времени. Чуть исправлял ситуацию отличный черный костюм из английского сукна. Как иначе. Может, визитной карточкой в клуб была одежда из английской ткани?
Лицо у него знакомое. Где-то Шешель его видел.
Он вышел не оглядываясь, не посмотрев на разочарованные лица церберов, будто и не было их, ничего не сказав им — могут ли они заходить или пусть продолжают ждать здесь, будто это и не люди вовсе, а статуи каменные, ожившие на миг. Что с ними разговаривать? За сумасшедшего еще примут, обмолвись он с ними словечком.
«О, как же он сразу не вспомнил — это же глава совета директоров Северо-Восточного банка».
И следом, пока занавески еще колыхались, как от легкого ветра, появился Свирский. Казалось, что он хочет догнать своего недавнего собеседника, пока тот еще не ушел, попробовать продолжить так неожиданно закончившийся разговор, сказать ему все, что не успел.
Свирский, выйдя в зал, сумел подавить на лице униженное, просящее выражение. Он хорошо владел мимикой лица. Только мгновенье у него был вид побитой собачки, потом он справился со своими чувствами. Шешель этот миг не упустил.
Ему показалось, что он стал свидетелем чего-то важного. Получил еще один козырь. Его пока стоит придержать, дождаться, когда козырей в руках будет побольше, а потом выложить их и смотреть, как изменяется такое довольное и заносчивое лицо Свирского, становясь бледным и жалким.
Но правильно ли он построил логическую цепочку? Недовольный банкир, униженный Свирский. Его богатство миф. Карточный домик. Все давно заложено, а платить проценты по долгам нечем. Время. Чуть-чуть времени, и он увидит, как Свирский рухнет сам по себе. Его и подталкивать не надо будет.
Вот только не достанется ли бакинская нефть англичанам?
Напустив на себя решимости и презрения, Свирский посмотрел ненавидяще в спину банкира, точно хотел прожечь в нем дырку, и побольше, чтобы вытряхнуть через нее его душу, но тот даже шаг не замедлил и не обернулся.
Банкир вышел из клуба. Свирский не стал догонять его, что-то сказал сквозь зубы церберам. Компания уходить не собирались. Свидетелей поражения не осталось. Поле битвы было за ними, но в этом сражении они потерпели сокрушительное поражение и оправиться от него смогут очень не скоро. Теперь они вздумали расстаться с остатками сбережений на игральных столах. Глупо. Сегодня не их вечер. Фортуна отвернулась. Впрочем, она никогда их не любила. Они обманывались на этот счет.
