Короткие схватки были такими ожесточенными, точно и вправду сражение шло не за жизнь, которую одни давно уже потеряли, а другие практически не ценили, а за что-то более ценное. Мертвецы сгорали, обращались в пепел, и ветер разносил его по окрестным полям, щедро удобряя почву. Того, кто решился бы засеять эту землю, ждал хороший урожай. А в небесах, над кучками пепла и мертвыми инквизиторами, стояли грозовые тучи, точно души погибших все еще продолжали сражаться, а боги никак не могли решить, чья возьмет и кому отправляться на небеса, а кому вечно гореть в огне.
Инквизиторы ко всему прочему получили удар в спину, когда начались погромы в нескольких городах, а они не могли отрядить сколько-нибудь значительные силы, чтобы установить там прежний порядок. Но и на этом беды не кончились. Возможно, те, кто предпочел остаться дома, а не бежать с насиженных мест, испугавшись восставших из могил, смогли бы пережить эти времена, если бы…
Лет триста назад вдоль границы с кочевниками возвели сплошной вал. Нагнали туда обитателей всех окрестных деревень и заставили их таскать мешки с землей. Походили они на муравьев, которые жилище себе возводят — так их много было. Крестьяне роптали поначалу, говорили, что землю надо пахать, а не в мешки складывать, но когда им за работу заплатили, да еще так хорошо, что они урожай в том году могли и вовсе не выращивать, а купить все необходимое на базаре, то недовольные разговоры прекратились.
Подумывали еще построить над валом каменную стену. Но средств в королевской казне хватило только на несколько башен и еще на укрепленные форты, стены которых были не каменными, а деревянными. Там разместили немногочисленные гарнизоны. Свести эти укрепления в единую защитную цепь уже не получилось.
За прошедшие столетия вал почти не ремонтировали. Подсыпали немного земли, там где непогода уж совсем его на нет свела. Однако теперь укрепление это стало слабой защитой от кочевников, которые в последние годы активизировались. Появился среди них вождь, решивший объединить все племена. Так сообщали разведчики, которые отправлялись в степь под видом путешественников или торговцев. Большинство из них разоблачали, и ждала их тогда смерть, причем долгая.
Жизнь кочевников была скучна. И они развлекались, придумывая разные способы казни. С кого-то могли содрать кожу. При этом человек жил еще весьма продолжительное время… От рассказов таких мурашки по коже пробегали.
Дозорный на сторожевой башне прогонял сон, вспоминая как раз такие страшные случаи. Метод был старый. Дети тоже рассказывают друг другу на ночь леденящие кровь истории. А поскольку веки у стражника слипались, он решил взбодриться. Дозорный завербовался на приграничный сторожевой пост всего пять месяцев назад. Хотел немного заработать.
Все, что творилось в нескольких десятках метров от него, погрузилось в непроглядный мрак. Будь он хоть оборотнем, который может в кошку превращаться, и тогда бы ничего не разглядел. Все пространство перед башней тонуло в темноте, точно откуда-то из глубины степи накатилась черная волна, похожая на те, что насылает океан на побережье, разрушая волноломы, причалы и дома. Такая волна, когда отступает, обычно оставляет на берегу тела утопленников.
Дозорного раздирало любопытство: вот бы посмотреть, что оставит волна мрака, когда и она уйдет; хорошо бы найти после нее мертвых кочевников и отполированные песком золотые монеты, которые они насобирали во время своих набегов.
Позади него тоже было неспокойно. Какие-то беспорядки начались. Но его дело — границу охранять, и он тешил себя надеждой, что в спину вряд ли кто ударит.
Слух постового обострился. Он слышал, как завывает ветер. Он даже уловил звук: металлический наконечник стрелы рассекает воздух, а ветер расчесывает ее оперение. Он было дернулся в сторону, чтобы спрятаться за камнями, но не успел. Стрела вошла ему не точно в горло, а чуть сбоку и вышла по другую сторону шеи. Часовой захрипел, изо рта у него полилась пузырящаяся кровь. Он обхватил стрелу двумя руками и стоял, хрипя и раскачиваясь, пока угасающее сознание решало, что же делать дальше: то ли стрелу вырвать, то ли закричать в полный голос и предупредить товарищей. Но ни того ни другого сделать он не смог.
Шлем, свалившись с головы, гулко ударился о камень, по нему зашуршали чешуйки кольчуги, оставляя неглубокие бороздки. Под упавшим телом растеклась лужа крови.
Лучник провожал стрелу взглядом, а потом, когда он ее потерял из виду, когда ее слизнула темнота, он все равно слышал, как свистит ее наконечник, разрезая воздух. Мысленно он был с ней, направлял ее, чтобы она не заблудилась и попала в горло дозорному.
Раскосые глаза кочевников в темноте видели куда лучше, чем глаза тех, кто обитал в пограничном укреплении. Чтобы сравниться с жителями степей, надо было пить на ночь специальный отвар, обостряющий зрительные и слуховые рецепторы, однако инквизиторы посчитали его тоже дьявольским изобретением и запретили. Запрет этот мало кто соблюдал, вот только отвар делать стало не из чего.
Рот стрелка прорезала улыбка, он обернулся. Из темноты стали возникать человеческие силуэты на маленьких, похожих на осликов, лошадях. Своим неказистым видом эти животные кого угодно могли ввести в заблуждение. Но на самом деле они были очень выносливыми. Несколько часов скачки их почти не изматывали. Преследовать кочевника в степи было делом бесполезным. Чего доброго еще в засаду угодишь.
Степняков было немного. Может, пятьдесят. Может, чуть побольше. Сколько их скрывалось в темноте — неизвестно. Вдруг сама эта тьма тоже состоит из человеческих тел на маленьких конях, просто их так много, что они сливаются в единое целое?
Кочевники городов не строили. Свои поселения стенами не обносили. Все равно их круглые хижины из войлока и дерева на одном месте стояли недолго. К городам они относились с каким-то страхом, как к чему-то чужеродному, что немедленно надо уничтожить, потому что городские стены мешают ветру разносить по свету слухи. Когда-то земляной вал для них был чем-то сродни шерстяной веревочки, которую путешественник кладет на землю вокруг себя, чтобы через нее не переползли всякие ядовитые гады — скорпионы или змеи. В большинстве случаев веревочка от ядовитых насекомых не спасает. Прошло более сотни лет, прежде чем степняки наконец-то решились переступить через этот вал. Они боялись гнева чужих богов, ведь на этой земле — свои боги. Пока кочевники не возвели на чужой земле храмы и капища своим богам — они бессильны: им неоткуда силу свою черпать.
Прежде чем они научились штурмовать города, им не раз приходилось заваливать защитные рвы возле стен своими телами. Вместо того чтобы использовать бревна, степняки громоздили горы из трупов и карабкались по ним. А когда на стены лезли, то даже не пользовались лестницами с крюками на концах, чтобы защитники подольше не могли их сбросить. Ну а что касается таких вещей, как штурмовые башни с раздвижными мостиками, они даже не слышали о них никогда. Правда, у них в арсенале имелись самые обычные лестницы.
Кочевник карабкался неумело, хорошо еще, что вниз не поглядывал, а то испугался бы высоты, пальцы его, что перекладины сжимали, разжались, и тогда он наверняка грохнулся бы на землю. Чем выше ты над ней оказываешься, тем тоньше твоя связь с богами. Боязнь, что связь эта вовсе порвется, долгое время заставляла их обходить стороной города или при штурме пытаться пробиться сквозь городские ворота, а не лезть на стены. Как могут жить люди в этих башнях? Как они могут жить на деревьях?
