Она уж если и подначивала его, то делала это скорее по инерции, а поймав себя на этом, старалась говорить без колкостей. Более того, однажды Бастиан слышал, как Зоран рассказывал Суок о деградировавшем племени. Упоенно, уже не замечая — слушают его или нет. Бастиан и сам, зачарованный этим рассказом, притих, опасаясь, что если он начнет слишком громко дышать или кашлянет, то это собьет Зорана с мысли.
— Ты весь светишься, когда рассказываешь, — сказала тогда Суок.
Удивительно было слышать от нее такие глупые слова.
«Как это весь светишься? Что, он святой? У него нимб на голове?»
Бастиан думал, что не расслышал, и Суок сказала совсем другое, но когда посмотрел на нее, то увидел, что и она вся светится, а взглянув в ее глаза, кажется, понял, отчего это происходит. Этим объяснялось и смятение Александра, проступающее в каких-то несвойственных ему вялых движениях, отрешенности, появляющейся в глазах, будто он уходил в виртуальность. Он невзлюбил Зорана. Старался не замечать его. Такими методами ситуацию только ухудшишь.
Бедный, бедный.
Бастиану стало жаль своего друга, но ведь утешить его он не мог. Заговори он, к примеру, о том, что в обитаемых мирах так много красивых девушек, которые будут смотреть на него с таким же восхищением, с каким Суок слушает Зорана, это еще больше расстроит Александра и заставит его впадать в виртуальность все чаще и чаще. Лучше вовсе промолчать и ничего не замечать, но ведь так... ведь так ситуацию не изменишь.
Бастиан вдруг понял, что Александр пришел к этой же мысли, и от этого ему стало жалко не только своего друга, но и себя, он даже чуть не заплакал.
Вацлав однажды рассказал Бастиану, что Суок и Александр когда-то встречались. Он и в команду попросился из-за нее, но ее чувство к нему быстро пропало, чего нельзя сказать о нем.
— Ты видел у него на спине несколько шрамов? — как-то спросил Вацлав, когда Бастиан спросил его о Суок и Саше.
— Да, — ответил Бастиан.
— Их оставили коготки Суок, когда она его обнимала. Он их не убрал. Сохранил как память. Никому не говорит, откуда они, но все и так знают. У них форма очень специфическая.
— А-а-а, — глубокомысленно протянул Бастиан, покачивая головой.
— У него есть фантом Суок и ее клон. Там, дома. Он об этом тоже никому не говорит, но об этом тоже все знают. Суок из-за этого клона бесится, иногда даже закатывает Саше скандалы, когда их никто не слышит, требует уничтожить свой дубль, а он ни в какую. Тебе, наверное, неприятно слышать о клонах?
— Нет, нет, ничего. Никогда не считал себя человеком второго сорта.
— И чего он ее забыть не может? Есть клон, и ладно. Зря он в нашу команду попросился. Он хороший парень, очень хороший. Мы с ним уже почти год летаем. Но ему тяжело. Так, когда она всегда рядом, когда он ее постоянно видит, он ее никогда не забудет, только себе и ей хуже делает. Был бы далеко, нашел бы уже давно кого-то другого, а Суок забыл.
— Разве ее забудешь? — вдруг проронил Бастиан.
— Пожалуй, — после паузы согласился Вацлав.
Глава 2
Собирались все с такой поспешностью, точно потерпевшие кораблекрушение, когда вода, быстро вливаясь в огромную пробоину, вот-вот отправит смертельно покалеченное судно на дно, а в такой ситуации не до семейных драгоценностей и бабушкиного золота — самим бы унести ноги.
Багаж запихнули в два посадочных флаера. Александр наблюдал за этой суетой с кислой миной на лице, но не вмешивался даже советом после того, как Суок обожгла его взглядом и сказала: «Не мешайся под ногами».
— Что мне может там понадобиться? — напевала она себе под нос.
— Пляжный костюм, — в такт с ней попробовал пропеть Александр.
Вот после этого она и разозлилась, посмотрела на него так, что Александр язык прикусил.
— Счастливой посадки, — только и буркнул он.
Флаеры, по крайней мере этой модели, в стандартную комплектацию корабля не входили. Кто-то умыкнул их не иначе как с яхты представительского класса, а после тайком перепродал прежним владельцам корабля. Подобные флаеры делали ограниченными партиями — слоистый корпус с амортизаторами и гироскопами между оболочками сглаживал самую жесткую посадку. В таком флаере даже новичок, впервые севший за пульт, почувствует себя асом, не растрясет своих пассажиров до полуневменяемого состояния, думая, что это именно он совершил посадку, и самоуверенно не заметит, как включился автопилот.
Кресла обволакивали тела коконом. На поверхности оставались только головы. Будь эти коконы прозрачными, Бастиан испытал бы некое чувство брезгливости. Пока он испытывал только неудобства. Что делать, если ему захочется почесать нос или протереть глаза, начни они слезиться? Руки-то у него точно привязаны. Дернув рукой, проверяя, насколько сильно его спеленали, Бастиан понял, что может без каких-либо усилий вытащить ее. Он так и сделал, посмотрел на пальцы, проверяя, не объела ли их до костей агрессивная среда, в которой они оказались. Кожа даже не вспотела. Материал кресел пропускал воздух. Он ощущался меньше, чем легкая одежда.
Бастиан совсем успокоился, как вдруг кокон стал увеличиваться, полез вверх, поглощая и голову. Его первой мыслью было вскочить. Но он все равно не смог бы распрямиться в полный рост. Мешал потолок кабины. Пока он думал, что же ему предпринять, кокон добрался до подбородка, а когда он стал закрывать нос, уши и глаза, Бастиан набрал побольше воздуха, заполнив легкие до отказа, так что их стало покалывать, и опустил веки. Будь что будет.
Он пробовал считать удары своего сердца. Так он следил за временем. Но сердце билось слишком быстро.
Когда держать воздух в легких больше не осталось сил, он выдохнул и попробовал втянуть в себя, сквозь сомкнутые зубы, новую порцию. Бастиан отчего-то думал, что вместо воздуха заглотнет кусок кокона и тот забьет ему глотку кляпом. Не продохнешь. Но вместо этого рот заполнился кислородом, сдобренным каким-то ароматом. Чтобы получше распробовать, Бастиан втянул его носом, нашел эти ощущения приятными и стал вдыхать воздух в невообразимых количествах, совсем как обжора, который не остановится, пока не съест все, что есть на столе.
Коконы с головой накрыли и всех остальных.
Открыв глаза, Бастиан увидел, что кокон на головах — прозрачный, а на всем остальном теле — синий. Они похожи на насекомых в коконах. Какие же чудища выползут из этих оболочек, когда флаер приземлится?
Бастиан не чувствовал, как флаер взлетел, не чувствовал ускорения и торможения. Он заработал кислородное опьянение. Голова у него кружилась. Стало легко. Тело превратилось в воздушный шар, готовый вот-вот оторваться от земли.
Лобовое стекло обожгло огненными сполохами, когда флаер, сделав пируэт, как прыгун с трамплина, развернулся, чтобы войти в атмосферу не крышей, а носом.
Бастиан закрыл глаза. Он был уверен, что языки пламени обязательно пробьются через пластик и слизнут с него и кожу, и мышцы. Возможно, превратить в пепел и кости с черепом будет для них не очень сложной задачей.
