Он подобрал нужные слова. Призраки позволили бродить по поселению, пока у него хватило сил. И вот сейчас он испытывал схожие ощущения. Тогда они его не тронули. Чтобы они не тронули его и сейчас, надо попросить у них прощения за беспокойство. Никакое это не Плохое место. Таким оно могло показаться лишь тем, кто обходил древние поселения стороной. Возможно, здесь оно полностью скрыто землей. Его построили под землей! Как все просто! Но отчего же он здесь ничего не испытывал раньше? Неужели раньше древние спали, а теперь проснулись? Зачем?
Жестом Скаурус попросил своих людей остановиться, раздвинув в стороны руки. Он опустился на колени и закрыл глаза. Он слышал по тому, как шуршат одежды и гремят доспехи с оружием, что воины сделали все то же самое, что и он. Догадались ли они закрыть глаза и произнести те слова, что шептали сейчас его губы?
— У нас гости, — сказал Вацлав, указывая на проекцию с внешнего радиуса отпугивающих маячков.
— Ого, — присвистнула Суок, увидев несколько десятков грязных лохматых существ, лишь отдаленно напоминавших людей. Оттого, что одевались они в шкуры, — это еще больше роднило их со зверьем. — Что они делают? Молятся, что ли?
— Похоже на то. Не думал, что наши отпугиватели приведут к совсем противоположному результату, — проворчал Лю Чен.
— Надо их прогнать, — засуетилась Суок. — Если нас опять начнут обстреливать тепловыми волнами, то их это сожжет.
— Паломники. Паломники. Они похожи на паломников, пришедших на святое место, — сказал Вацлав.
— А я что говорил, — добавил Лю Чен.
— Всегда мечтала быть для кого-то богиней, — размечталась Суок. — Но их надо прогнать. Немедленно. Иначе мы станем для них демонами.
— Отпугиватели на них подействовали. Я их на полную мощность включил.
— Нам своих неприятностей мало, чтобы еще думать и о дикарях?
Вместе с тем Суок хотела, чтобы трансляция передавала не только изображение, но и звуки, чтобы она могла услышать, что же произносят сейчас аборигены. Впрочем, язык колонии так сильно изменился, что без переводчика она и слова не поймет. Суок все же включила аудиотрансляцию. Для себя. Чтобы не отвлекать остальных. Аборигены по-прежнему перебирали губами беззвучно, и если бы не слабые, почти неслышные завывания ветра, то Суок могла бы подумать, что аппаратура вышла из строя. Будь у нее время, будь обстановка другой, она попробовала бы прочесть слова по губам, а потом их перевести, но сейчас...
— Они нас чувствуют, — сказал Зоран, — считают, что мы прародители колонии. Что мы спали, а сейчас проснулись.
Кто, кто, а он-то знал, о чем говорит, так что никто и переспрашивать не стал, с чего он все это взял. Кажется, Зоран впал в не меньший экстаз, чем эти охотники.
— Мы их сожжем, если взлетим, — сказал Капитан.
— Нет, им ничего не будет, — заверил Бастиан.
— Откуда ты все это знаешь, — рассердилась Суок, — откуда? Ты прикидывался паинькой, ничего, дескать, не знаю, возьмите меня с собой, и что же выходит — ты единственный, кто может управлять этим кораблем. Кто ты?
— Я действительно не знаю, почему так происходит. Я клон, и никто другой, — ответил Бастиан. — Капитан, я могу взлетать?
Глава 14
Земля дрожала. В полный рост на ней не устоять. Все давно попадали на колени, но смотрели не себе под ноги, а на небеса, моля у них защиты. Все бросились бы бежать, но ноги перестали слушаться, стали слабыми, как после изнурительной болезни.
Земля пошла трещинами, будто под ее поверхностью скопился гной и теперь она его выдавливает, как это делает она, когда прорывается расплавленная магма через жерла вулканов.
Теперь поздно бежать. Скорость у лавы такая, что любого человека догонит. Осталось только ждать, когда она тебя затопит.
Скаурус не закрывал глаза, как это делают трусы, которые боятся увидеть свою смерть. Напротив, ему было очень интересно. И возможно, он будет помнить эти секунды, оказавшись в местах вечной охоты, встретит там прежнего вождя, тех, кто жил до него и кого Скаурус знал только по рассказам. Жаль, что он побыл вождем так мало.
— Вот оно.
Земля треснула, из нее появилось что-то серебристое. Оно высунулось на три человеческих роста, когда до Скауруса наконец-то дошло, что никакая это не лава, а что-то другое, напоминающее те заржавевшие непонятные предметы, которые он видел в заброшенном поселении древних. Но они были мертвы, а это — живое.
Оно разрывало землю, расшвыривая в разные стороны куски камня.
— Смотрите, смотрите! — закричал он.
Стоял такой шум, что он и себя не слышал, и, возможно, кричал совсем не то, о чем думал. Он не боялся сейчас, что один из камней может проломить ему череп. Он думал о другом. Первой его мыслью было, что он видит рождение бога, который проклевывается из яйца, как цыпленок. В древнем поселении ветер и дождь превратили их в ржавые скелеты. Люди растаскивали их по частям и делали наконечники для копий и стрел. Выходит, что они убивали зверей останками богов? Мертвых богов? Какой смысл тогда им поклоняться, если сами они смертны? Совета у них иногда просить стоит, но старейшины, получая ответ, часто толкуют его так, как им выгодно.
Огромный. Веретенообразный. Серебристый. Внизу у него появился синий огонь, похожий на хвост.
Земля все осыпалась и осыпалась. Края бездны, постепенно подбирались к Скаурусу, а он гадал, станет ли избранником богов или его ждет смерть. Он бы уверен, что это зависит от того, дрогнет он сейчас или нет. Если бросится бежать, то бездна его все равно настигнет, а если останется на месте, то это ее успокоит, она его не заметит, как бывает это со слишком большим хищником, который не обращает внимания на людей, если те стоят с подветренной стороны и не двигаются.
В эти секунды, когда его вначале с ног до головы осыпало каменной крошкой, а потом слегка овеяло огнем, но не сильно, только кожа чуть раскраснелась, а веки и волосы не опалились, он на слишком многое в этой жизни стал смотреть иначе.
— Спасибо, спасибо, — шептали его потрескавшиеся губы.
Не зря он подгонял свой отряд. Задержись они хоть чуть-чуть, то увидели бы только глубокую яму с остывшими краями и не знали бы, что здесь родился бог...
Роботы забирались в проходы по двое, а то и по трое, шли по ним гуськом друг за другом. Последних шершни резали на две половинки. Их останки забивали проход, и дальше шершни пробраться не могли. Но ведь тогда они должны вспарывать поверхность или каким-то другим способом добираться до роботов. Их нельзя было отпускать. Поздно теперь ломать над этим голову. Поздно. Когда Лоно увидел, как взлетает чужой корабль, под днищем его собственного так полыхнуло, что нижние секции осели. Корабль завалился набок, а внутри все, что было не закреплено, в том числе и Лоно с Таккером, повалилось на накренившуюся палубу и стало сползать.
