"Хлопоты – неадекватное слово, старик", подумал Флинкс, крикнув ему на прощание: – Селамат сеанг!
С минуту Флинкс постоял один перед Корпусом, слушая тихое журчание воды, падавшей с террасы на террасу. Через поля до него донеслось тихое "хут-тут" направляемого рукой фермера механического культиватора. По словам старого шофера-гида, люди тут занимались уборкой своего пятого урожая риса и начинали сеять шестой.
К этому времени Флинкса тошнило от сельского хозяйства, храмов и самого острова. Он проверит, что может предложить это не располагающее к оптимизму строение, попробует поискать в городских архивах Аллахабада и через несколько дней отправится в путь домой, на Мотылек, с информацией или без оной.
Он бранил себя за то, что не принял предложения служащего челночного порта и не попробовал прибыть сюда дипломатическим атмосферным челноком из Южного Брисбена. Вместо этого он зря потратил несколько недель на изучение местного языка и управления небольшой лодкой. Он ожидал встретить бронированную крепость со стенами в полкилометра толщиной, ощетинившуюся лучеметами и проекторами СККАМ. А вместо этого он оказался крадущимся по острову фермеров-рисоводов и студентов. Даже канцелярия была на каникулах.
Флинкс поднялся на несколько ступенек и прошел через двойные двери, с отвращением заметив, что они открывались вручную и не останавливали входившего. Короткий коридор выходил в небольшое округлое помещение с высоким куполом. Его взгляд устремился вверх – и замер. Купол был заполнен трехмерной проекцией всех обитаемых планет галактики. Каждый мир Содружества был четко отмечен цветом и мелкими заглавными буквами на симворечи.
Флинкс изучил ее, выделив сперва Землю и Ульдом из-за их более ярких цветов, а затем перешел к Эвории, Амропулосу, Тихой Детской – все сплошь транксийские миры. Потом нашел человеческие планеты: Реплер, Мотылек, Кашалот, Центавр-3 и 5. Слабо светящиеся точки указывали аванпосты челанксийских исследований, окраинные миры, вроде Толстяка с его огромным запасом металлов, Рийнпина с его троглодитами и бесконечными пещерами и ледяного шара далекого-предалекого Тран-ки-ки.
Его глаза опустились к изогнутому полу помещения, и он нашел, наконец, свою мозаику, хотя узор на полу был прост. Он состоял из четырех кругов: двух, представляющих полушария Земли, и двух других – Ульдома. Они образовывали квадрат с единственной маленькой сферой в центре, касательной ко всем четырем округлым картам. Центральная сфера содержала вертикальную восьмерку голубого цвета, представляющей собой Землю, пересекаемую горизонтальной восьмеркой зеленого цвета, означающей Ульдом. Там где они встречались, цвета сливались, создавая аквамариновый гербовый цвет Объединенной Церкви.
Целостность стен вокруг него нарушали три коридора: один исчезал вдали впереди, другие вели налево и направо. Все стены между ними были заполнены резьбой, изображающей выдающиеся личности в истории Церкви – как транксов, так и людей – в скромных позах. Самой впечатляющей была сцена, рисующая подписание Акта о Содружестве, официально объединившего Транксов и Человечество. Четвертая Последняя Надежда, Давид Малькезинский, соприкасался лбом с антеннами Триэйнта Арлендувы, в то время как иструка инсектоида была зажата в правой ладони человека.
Справа от этого рельефа были высечены некоторые основные максимы Церкви: Человек – животное, Транкс – насекомое. И тот, и другой – Братья… Не советуй создавать цивилизацию, где физическая сила не взаимодействует с психической… Если бы Бог желал, чтобы человек или транкс посвятили себя Ему, то Он не создал бы миры такими сложными… Фарисейская уверенность в собственной праведности – ключ к разрушению… Список все продолжался и продолжался.
На противоположной стене был высечен список недавних философских сентенций, которые Флинкс с интересом прочел. Он как раз закончил с одной, гласившей о гедонизме, нарушающем Основной Эдикт и перешел к увещеванию не доверять всему, что отдает абсолютной правильностью, когда его внимание отвлек голос.
– Не могу ли я помочь вам, сэр?
– Что?
Пораженный Флинкс обернулся и увидел вопросительно глядящую на него в ответ молодую женщину в аквамариновой рясе. Она сидела неподалеку от коридора налево, за скудно покрытым столом. Он даже не заметил ее, пока она не заговорила.
– Я спросила, не могу ли я помочь вам.
Она подошла и встала рядом с ним, глядя ему прямо в глаза. Одно это было необычным. У большинства его новых знакомых первый взгляд шел несколько ниже, к чешуйчатой фигуре, обвившейся вокруг плеча Флинкса или, как в данный момент, выглядывавшей из-за пазухи его комбинезона.
Но эта хрупкая девушка игнорировала летучего змея. Это отдавало плохим зрением или большой уверенностью в себе, подумал Флинкс. Ее безразличие к змею было первой впечатляющей вещью, встреченной им на этом острове.
– Извините, – непринужденно солгал он. – Я как раз собирался подойти и поговорить с вами. Я заставил вас ждать?
– О, нет… просто я подумала, что вы, может быть, устали. Вы уже больше часа изучали картины и надписи.
Его взгляд на миг метнулся к стеклянным дверям, и он увидел, что она говорила правду. Снаружи воцарилась тропическая ночь, черная, как совесть профессионального игрока.
Он расстроился и забеспокоился. Ощущение было такое, словно он смотрел на резьбу в маленькой купольной нише всего лишь несколько минут. Его взгляд снова направился к Трехмерной карте над головой, к инкрустированным живописным картинам и изящно высеченным изречениям. Неужели эти заботливо поднятые цвета, слова и рельефы скрывали какое-то мнемоническое устройство, заставлявшее наблюдателя что-то поглощать себе вопреки?
Его размышления были внезапно оборваны мягким голосом девушки:
– Пройдите, пожалуйста, к моему столу. Оттуда я лучше смогу помочь вам.
Все еще ошеломленный, Флинкс без возражений последовал за ней. На поверхности стола немногочисленные бумаги и несколько небольших экранов, а также кнопки на рядах панелей пультов с противоположной стороны.
– Я занималась, – оправдываясь, объяснила она, – иначе я подошла бы раньше. Кроме того, вы, казалось, наслаждались. Тем не менее я подумала, что мне лучше выяснить, не нужно ли вам чего-нибудь, поскольку мое дежурство скоро закончится, а сменившая меня также начнет игнорировать вас.
Если это была ложь, подумал Флинкс, то гладкая.
– Чем вы занимались?
– Духовным предназначением и философскими уравнениями в их отношении к демографической производной высшего порядка.
– Прошу прощения?
– Дипломатический корпус. Итак, – весело продолжала она, – чем я могу помочь вам?
Флинкс обнаружил, что снова глядит на незапертые стеклянные двери, трехмерную карту над головой, слова и изображения, высеченные на окружающих стенах. Он мысленно сопоставил их с простым экстерьером этого строения, сравнивая его со своими возвышенными воображаемыми картинами того, как ему следовало бы выглядеть.
