Впрочем, территория, выделенная для воинского контингента Узора, была достаточна, чтобы не чувствовать себя стесненно. Власти Вейса явно стремились сделать все, чтобы их союзники – в присутствии которых, при всей их неисправимой эксцентричности, они были жизненно заинтересованы – чувствовали себя максимально комфортно. Покрытые травой холмы, речки, маленькие водопады, деревья, цветы – все это, содержащееся в идеальном порядке, способствовало созданию атмосферы мирной безмятежности, столь контрастирующей с серьезностью ситуации на фронтах. Раньи обследовал территорию с тщательностью, которая вызвала среди его товарищей крайнее удивление, смешанное с иронией. Он делал это не из-за любви к пешим прогулкам – просто он искал подходящее место, где они могли собраться все вместе, не привлекая постороннего внимания. «Для совместных бдений», такое загадочное объяснение он дал какому-то любопытному солдату. На самом деле он обдумывал, как ему лучше подготовить своих солдат и соплеменников к тому новому, что их ожидало и чего они еще не знали, – и, конечно, он не хотел бы, чтобы чужие глаза и уши были этому свидетелями.
В конце концов он выбрал неглубокую, с ровными склонами выемку, окруженную красивыми валунами, у самой границы городка. В середине ее был маленький пруд с зарослями камыша. Лягушки то и дело шлепались в воду, оглушая воздух громким кваканьем. Здесь можно было спокойно укрыться от любопытных взглядов, не вызывая ненужных разговоров. Собирались по двое-трое, оживленно переговаривались, растительная жизнь в городе им порядком наскучила; что-то скажет им их командир? Раньи устроил открытую проверку окружавших камней и деревьев – два техника из его отряда осмотрели их на предмет обнаружения скрытых сенсоров, но ничего не нашли. Конечно, это не означало, что их там не было; но что было делать? – он не мог ждать дольше. А что если кто-либо из оперированных вдруг случайно обнаружил бы у себя то же самое, что обнаружил Раньи? В отсутствии тех знаний, которыми располагал он, они могли бы наворотить Бог знает что.
На всякий случай, он решил не говорить об этом сразу; поначалу в течение нескольких дней они обсуждали разные малозначительные проблемы – чтобы усыпить бдительность подслушивающих, если таковые имелись. Когда он, наконец, затронул проблему «предложений», то сперва его никто не понял, а если кто и понял, то не поверил. Потом один солдат по имени Хоумев-эр вспомнил, как он сперва попросил, а потом потребовал от гивистама какую-то справку. Сперва ему сказали, что это секретная информация, а потом, когда он продолжал настаивать, требуемая справка была ему неожиданно дана.
И это был не единственный случай такого рода. Те, кто был в числе первой дюжины оперированных, вспоминали нечто похожее. Но они не искали особо глубоких причин для объяснения этого феномена, полагая, что их прежние противники и нынешние союзники просто старались сделать им приятное.
– Да нет, дело не в этом, – объяснил им Раньи. – Если вы будете настойчиво добиваться своего, мобилизуя определенную интеллектуальную и эмоциональную энергию, то они просто не смогут не повиноваться – так же, как они не могут не повиноваться амплитурам и их «предложениям». Однако, если мы потребуем чего-то от своих соотечественников, землян, защитный механизм в их нервной системе нейтрализует наш импульс. Так что наш уровень, возможно, не совсем такой же, как у амплитуров. Разница есть. – Он значительно поглядел на собравшихся.
Заговорил Турмаст:
– Я еще подумал – странно, что они согласились выпустить меня прогуляться за пределами городка; на прошлой неделе это было. Нам, людям, вообще не разрешают показываться местным. – Он невольно ухмыльнулся. – Наверно, до сих пор не поймут, как это получилось. Другие тоже начали делиться подобными же воспоминаниями, лишь у тех, кто перенес операцию совсем недавно их не было.
– Если то, что ты говоришь, так и есть, то, Раньи, мы можем, вообще, крутить нашими хозяевами, как хотим, – сказал кто-то.
Раньи кивнул:
– Заметьте только две вещи: это не подействует на людей, и кроме того, если мы будем неосторожны, то сами навлечем на себя беду. Если мы, например, потребуем у массуда самолет и добьемся, что он даст соответствующее распоряжение своим подчиненным, те наверняка поймут, что что-то тут не то: командир свихнулся или что-нибудь в этом духе. И если такие случаи будут часты, нас, конечно, сразу заподозрят. Мы ведь и так вроде как с испытательным сроком здесь, пока они не разберутся, кто мы и как, настоящие ли люди или нет.
– Я, например, настоящий, – Веенн сделал жест, как будто он душит воображаемого противника. – Прикончу первого же амплитура, которого встречу.
Внезапно его воинственный настрой сменился торжественно-задумчивым.
– И хотелось бы найти своих настоящих родителей. Если они еще живы, конечно.
– Вряд ли, – в тоне Раньи было и сочувствие, и категоричность.
Наверняка их настоящие родители давно мертвы, а им подсунули фальшивых – из ашреганов.
– Если амплитуры узнают, какие мы теперь, – они сделают все, чтобы избавиться от нас раз и навсегда. Да и в Узоре, пожалуй, тоже. Они и так не в особенном восторге от союза с землянами, а тут еще такая, оказывается, у них страшная сила – внушать другим свои желания. Паранойя, конечно, но у меня уже есть некоторый опыт по этой части. Что касается самих землян, то они сами себя не понимают, так что вряд ли поймут то, что с нами случилось. Да и нам надо еще время, чтобы со всем этим разобраться как следует. Так что пока самое главное – держать все в полной тайне, использовать эту нашу власть над другими только в случае крайней необходимости. Учтите: мы все прошли через хирургию гивистамов, и в результате получилось нечто, чего никак не предвидели наши чертовы Учителя. Все их ухищрения обратились теперь против них самих. Они-то думали, что мы станем их самыми верными воинами, а мы стали их самыми опасными врагами: земляне, умеющие внушать, как амплитуры. Еще раз повторяю: нам нужно время. А вдруг эти наши способности с возрастом будут ослабевать? А вдруг еще что-нибудь на них может повлиять? В любой момент нас могут уничтожить, просто из страха перед нами – причем это могут сделать не только враги, но и друзья.
Он обвел взглядом серьезные, напряженные лица друзей.
– Нам нужно быть очень осторожными.
– Что интересно, – сказал один из техников, – ведь эти первые окончания вырастают снова, хотя и в другом месте. А вдруг та программа, которую в нас заложили амплитуры, снова регенерирует?
– Я об этом тоже думал. – Раньи помолчал. По-моему, дело выглядит так: средствами генной инженерии можно внедрить в наш мозг некую программу, но без компьютера она останется бездействующей. Амплитуры решили эту задачу, трансплантировав нам еще и капсулу-микропроцессор. Но теперь этот компьютер отсоединен, и новые нейроны будут давать уже новое соединение, в обход капсулы. А вообще-то, ведь известно, что значительная часть клеток мозга землян, нашего мозга, вообще не используется. Может статься, что то, что нам туда встроили, активизирует эту бездействующую часть мозга, которая иначе пробудилась бы, может быть, через миллион лет эволюции. Кстати, ведь капсула эта сама по себе не дала нам никаких сверхъестественных способностей. Это просто органический переключатель – и только. Мы, например, не можем общаться телепатически, как амплитуры, – от мозга к мозгу.
