– Вы правы, уважаемый Оле: спросят с доктора Кауфмана. Но спросят потом, когда все закончится, а до этого момента еще предстоит дожить.
– Ты мне угрожаешь? – осведомился Махинатор, но развивать свою мысль не стал, покосился на Нурсултана Тагиева, наиболее авторитетного деятеля Уруса.
– Я пытаюсь сказать, что сейчас, хотите вы того или нет, мы плывем в одной лодке, – спокойно ответил Мишенька. – По крайней мере, доктор Кауфман рассматривает наши взаимоотношения именно в этом ключе. И если кто-то будет мешать грести…
– Не стоит продолжать, – мягко произнес Тагиев. – Поверь, мы достаточно изучили твоего шефа и знаем, чего от него можно ждать. Но и ты должен понять: в Аравии живут братья по вере. Люди возмущены, и гарантировать мы ничего не можем. Народ недоволен.
– Народ всегда недоволен, – пожал плечами Мишенька.
Нурсултан обратился к нему недостаточно уважительно, не назвал по имени, но Щеглов решил, что не следует заострять внимание на такой ерунде. Пока не следует. А вот простоватый Махинатор воспринял такое обращение Тагиева как знак и вновь возбудился:
– Народ недоволен? Запомни, без, ты про тварей из Кришны будешь так говорить, понял? И о косоглазых будешь так говорить! И о черных! А за наших братьев базарь с уважением!
Мишенька кивнул и деликатно улыбнулся.
– Сколько мы вам говорили, чтобы вы этих уродов из Кришны держали в узде?! – никак не успокаивался Оле. – Сколько говорили? Сколько? И что? А теперь поздно! Наши братья умирают десятками! Сотнями умирают…
– Мы узнаем, кто отравил фабрику, – спокойно произнес Мишенька, в упор глядя на Тагиева. – И накажем.
– Следов не осталось.
– Мы узнаем, – уверенно повторил Щеглов. – Вы умный человек, Нурсултан, вы понимаете, что беспорядки, пусть даже крупные, но ограниченные одной-двумя территориями, не способны доставить хлопоты. Мы удержим ситуацию и обойдемся без лишних жертв. Но если начнутся серьезные проблемы, в Анклаве будет введено военное положение. Тогда пощады не ждите.
– Думай, что говоришь, – очень тихо попросил Тагиев.
Но именно попросил.
Мишенька отхлебнул чаю из пиалы. Помолчал.
– Вы знаете наши принципы, Нурсултан, доктор Кауфман относится к криминальным организациям как к неизбежному злу, искоренить которое невозможно. Сложившаяся в Анклаве система нас более-менее устраивает. Территории поделены, войны вспыхивают редко, население в целом довольно, жизнь течет тихо и скучно. Однако участие в массовых волнениях, подобных нынешним… или бездействие… мы ведь знаем, насколько велик ваш авторитет среди простых людей… Так вот, участие или бездействие покажут нам, что та или иная кантора не удовлетворена порядком, установившимся в Анклаве. Подчеркиваю: не своим местом в упомянутом порядке, а именно самим порядком, а также людьми, которые… ничего не имеют против него. Как вы думаете, долго мы будем терпеть подобных бузотеров?
Заявление уже доводилось до сведения канторщиков, пришло время освежить их память.
Мертвый действительно был терпелив, полагая, что лучше сохранить статус-кво, чем искать себе лишнюю головную боль в виде нового витка гангстерских войн, которые обязательно вызовут недовольство общества. Однако, если Кауфман решал, что какие-то бандиты зарвались, кантора переставала существовать. Зарваться можно было разными способами: вести чересчур агрессивную политику в отношении коллег, постоянно устраивая шумные войны; принять участие в крупном деле, вызвавшем общественный резонанс; или отказаться от оказания помощи СБА. И сейчас Щеглов намекал, что если урусские канторы не согласятся с приказом – фактически с приказом! – Мертвого и не примут всех мер для удержания соплеменников от бунта, Кауфман переведет их в разряд зарвавшихся. Возможно, наказание будет отложено, но укрыться от расправы не удастся – Мертвый злопамятен.
В свою очередь Тагиев и его дружки понимали, что их позиции сильны. Урус беспокоен по определению, Урус пользуется дурной репутацией, в Урусе едва ли ни каждый мужчина вооружен и в случае необходимости поддержит родную кантору. Случись столкновение, тяжело придется обеим сторонам, крови будет много, уличные бои затянутся, а пресса завопит как оглашенная. Но Мертвый упрям, его не остановят ни потери, ни приказы из Цюриха, ни крики прессы, ни возмущение общественности. К тому же, если Урус действительно полыхнет, в Цюрихе могут закрыть глаза на действия Кауфмана, и тогда резня получится страшной…
И еще бандиты знали, что крови Мертвый не боится.
И признавали, что сидящий в нем зверь – им не чета. Зверь, прячущийся под маской директора московского филиала СБА, сожрет их и не подавится.
– Что мы скажем людям? – негромко проворчал Тагиев. – Они действительно недовольны.
– В первую очередь заставьте заткнуться агитаторов, – холодно посоветовал Мишенька. – Потом организуйте сбор средств в помощь пострадавшим. Когда люди начинают считать деньги, их не тянет идти на войну.
– Тебе легко говорить… – начал было Махинатор.
– Заткнись, – жестко приказал Нурсултан.
Оле съежился.
Мишенька не изменился в лице, но в душе улыбнулся: все идет как надо, на своих в Урусе цыкали редко, тем более при чужаках.
* * *
анклав: Москва
территория: Болото
мастерская Рустама Лакри
главное – договориться об условиях, а потом хоть в петлю
Было немного за полночь, когда Пэт и Матильда, оставив веселящихся однокурсниц, покинули клуб и подошли к стоянке, на которой их дожидался «Плуто». По дороге девушки практически не разговаривали. Молча получили в гардеробе вещи, молча натянули их, застегнулись, молча вышли на улицу. Темные одежды делали подруг похожими: короткие куртки, брюки, высокие ботинки. Конечно, наметанный взгляд даже в полутьме безошибочно определял, что Пэт облачена в дорогую настоящую кожу, а Мата – в искусственную, но большинство прохожих в такие мелочи не вникали.
Остановившись у мотоцикла, Пэт взяла в руки оба шлема и внимательно посмотрела на подругу:
– Ты уверена, что хочешь поехать со мной?
– А ты уверена, что справишься? – с вызовом отозвалась Мата.
– Трассу, которую я придумала, Карбид не пройдет, – с легкой улыбкой ответила Пэт. – Я уверена.
– А я уверена в том, что еду с тобой!
Матильда потянулась, собираясь вырвать у подруги свой шлем, но Пэт сделала шаг назад.
– Отдай! – насупилась Мата.
– Спасибо, – тихо сказала Пэт.
Матильда опустила глаза и так же тихо ответила:
– Не за что.
Когда пришел вызов на «балалайку», Дементьев, в одежде и обуви, лежал поверх покрывала на кровати и бездумно пялился в потолок. В этой позе он провел несколько последних часов. Иногда курил обычные сигареты, без наркотика. Иногда пил холодный кофе. Пару раз подходил к окну и утыкался лбом в холодное стекло. Но большую часть времени провел на кровати, разглядывая потрескавшуюся побелку потолка.
