Ни один человек в мире, исключая Старовича и Холодова, не посмел бы говорить с Мертвым подобным тоном и использовать подобные выражения. Мстительность Кауфмана давно вошла в поговорку, а уж такие слова он мог расценить как высочайшее оскорбление. Однако финансовому директору «Науком» дозволялось многое.
– Гена, – устало проронил Мертвый, – твои дети сейчас в Аравии?
– Нет.
– Там горят твои дома? Твои мобили?
– Нет.
– В таком случае расслабься и не пытайся судить о вещах, которых не понимаешь.
– Макс, думаю, ты должен объяснить Гене свои мотивы, – примирительным тоном произнес Холодов. – Ты же видишь, что он нервничает.
И отхлебнул кофе.
– Хорошо, – вздохнул Мертвый и демонстративно взглянул на золотые наручные часы.
Кауфман, единственный из присутствующих, не был подключен к сети, не вживил себе «балалайку», а потому был вынужден пользоваться суррогатами: часами, коммуникатором.
– Если тебя свалят, у нас возникнут серьезные проблемы, – пробурчал Старович.
Ему было немного стыдно за проявленную несдержанность.
– Любой Анклав – это пороховая бочка, – негромко начал Кауфман. – Подавляющая масса жителей мечтает ворваться в зону корпораций и разграбить ее. Там чистая вода и чистая еда, роскошные женщины и большие деньги. Там, в корпоративных зонах, в представлении большинства жителей Анклава, течет настоящая жизнь. И они, не задумываясь, убьют за нее. Убьют ради шанса войти в элиту.
– Но это невозможно!
– История знает немало примеров удачных революций. Восставшая чернь сносила правящую элиту и формировала новую власть. Разумеется, собственно чернь использовалась в качестве пушечного мяса и после кровавого пира возвращалась в исходное состояние…
– Вот именно! Неужели они не понимают, что дорогу наверх следует прокладывать способностями и талантом, а не трупами? – Старович помолчал, подумал и сам себя поправил: – Не только трупами.
– Гена, ты действительно думаешь, что все люди на Земле такие же умные, как ты?
– А во время беспорядков вообще никто не думает, – подал голос Холодов. – Некогда. Надо убивать.
– Мы не можем предотвратить бунты – недовольство своим положением естественно, – продолжил Мертвый. – Но мы можем управлять ситуацией, стравливать людей между собой. Аравию с Кришной. Урус с Шанхайчиком. В результате нападения на корпоративные территории происходят значительно реже, чем должны бы.
– Но при этом гораздо ожесточеннее, – заметил Холодов.
– Что дает нам право использовать при подавлении бунта любые средства, – с улыбкой закончил Кауфман. – А это, в свою очередь, приводит к уменьшению потерь среди безов.
– Жестоко, – после короткой паузы пробормотал Старович.
Главный казначей оружейной корпорации не страдал наивностью. Умный, циничный, блестящий профессионал, действиями которого восхищались лучшие финансисты мира, он был достаточно жесток, но в своей области. В битвах котировок и сражениях долгосрочных обязательств ему не находилось равных, на этих полях Старович считался Александром Великим, гениальным завоевателем, не знающим жалости к побежденным. Однако в вопросах настоящей войны Геннадий не был силен. Нельзя сказать, что высказывания Мертвого стали для Старовича откровением, но впечатление они произвели.
– Небольшой, грамотно спланированный и правильно проведенный бунт является необходимой частью повседневной жизни Анклава. – Кауфман помолчал. – Аравия подошла к черте. Если бы я помешал людям Моратти раскачать ее, то потерял бы время и через пару недель получил бы массовые беспорядки минимум на четырех территориях и атаку на зону корпораций.
– А что ты имеешь сейчас?
– Я недооценил парня, который занимался организацией бунта, – признал Мертвый. – Я рассчитывал, что вчера ситуация полностью нормализуется, но отравление пищевой фабрики спутало карты.
– И это все?
– А что я еще могу сказать? – огрызнулся Кауфман. – Что постараюсь вернуть жизнь Анклава в нормальное русло? Постараюсь. Что постараюсь обойтись без лишних жертв? Постараюсь. Я знаю, какой ор стоит на новостных каналах…
– Я как раз вывел несколько заголовков, – пробурчал Холодов. – Уверен, тебе будет интересно.
Мертвый поморщился, но послушно уставился в настенный монитор.
«Москва в огне!» «Кауфман привел Анклав в тупик!» «Массовые жертвы!» «Уличные бои в Аравии!» Фотографии, видеоролики, тексты «аналитических» статей, интервью с беженцами…
– И это только ночные выпуски, – вздохнул Старович. – Представляете, что ждет нас утром?
– Меня ждет, – угрюмо уточнил Мертвый. – Меня, не нас.
– Если Моратти поднимет вопрос о твоем несоответствии…
– Когда Моратти поднимет вопрос о моем несоответствии, – поправил Кауфман Холодова.
– Хорошо, что ты это понимаешь, – кивнул тот. – Так вот, когда Моратти поднимет вопрос о твоем несоответствии, нам придется тяжело. Массовые отравления – это серьезно.
– Уверен, утром и Европейский Союз, и Индия выразят протест, – добавил Старович. – Подольют масла в огонь.
Формально государства не имели права вмешиваться во внутренние дела независимых Анклавов. На практике же они не упускали случая вступиться за сородичей. Понимали, что близость с диаспорами укрепляет их влияние на корпорации.
– Мы отобьемся? – угрюмо спросил Кауфман.
«Вашего влияния хватит, чтобы прикрыть меня?»
– Не уверен, – честно ответил Холодов.
– Ты крепко подставился, – буркнул Старович.
Они не бросали друга в беде, а реально оценивали сложившуюся ситуацию. Понимали, что если Кауфман уйдет, Московский клуб затрещит по швам, и старались найти выход из непростого положения.
– К счастью, у нас есть время, – грустно усмехнулся Старович. – Эмоции схлынут, верхолазы успокоятся, и мы, вполне возможно, сумеем тебя отбить.
За три месяца до выборов президент СБА терял возможность снимать высших офицеров службы с занимаемых постов. Правило придумывалось для того, чтобы директора филиалов не опасались идти на выборы сами или поддерживать неугодных действующему президенту кандидатов. Для москвичей эта лазейка стала последней надеждой на благополучный исход дела.
– Не забудь об особых случаях, – напомнил Мертвый другой пункт статьи. – Например, если в Анклаве действует военное положение.
– В Москве оно не действует!
– Если беспорядки охватят четыре территории, меня заставят его ввести.
– Так прекрати беспорядки! – с неожиданной яростью прорычал Холодов и ударил кулаком по столу. – Прекрати!
