В последний поворот Пэт не вписалась. Сшибла ограждение и полетела в пустоту. Полетела под оглушительный визг Матильды. И сама закричала. Не от страха – от обиды, от злости на себя за то, что не справилась. Но даже зайдясь в крике, сумела удержать «Плуто». Машинально. На инстинктах. А когда тряхнуло, но потянуло вперед… когда мотоцикл проехал, не встречая препятствий несколько метров и под колесами не дрожали ржавые решетки, а мягко шуршал асфальт… когда Пэт притормозила и поняла, что не стреляют… тогда она поставила ногу на землю и устало попросила Матильду:
– Заткнись.
Они проскочили.
Дом Корнелиуса стоял метрах в восьмистах от выхода из метро. Обычным шагом за пять минут дойдешь. А если бегом, то еще быстрее. Но это в обычный день. Когда не бесятся вокруг озверевшие черенки, когда не надо огибать горящие витрины и мобили и ты не спотыкаешься о лежащие на асфальте тела.
Илья себя не переоценивал, знал, что гораздо крепче, чем кажется на первый взгляд, сильнее, быстрее, но понимал, что проигрывает молодым волчатам. Тем не менее он побежал, понадеялся, что черенки бузят только у станции, что на площади станет легче, что сможет затеряться в толпе.
Зря понадеялся. Таганка, обычно оживленная, битком забитая людьми и мобилями, вымерла. В том числе – буквально. Черенки не стреляли, хотя оружие у них наверняка было, орудовали дубинками и обрезками труб, кастетами и ножами. Молодость требует простых решений. Волчатам нравится запах крови, хруст ломающихся костей, чавкающий звук, что издает пинаемый ногами человек.
И молодости очень не нравится, когда кто-то отказывается разделить с нею наслаждение.
Потому за Ильей бросились аж четверо черенков. Не поленились. И мчались весело, улюлюкали, ржали: знали, что никуда добыча не денется.
А Дементьев бежал, чувствуя, как колет в боку и начинает плыть перед глазами, и старался не терять из виду дом Корнелиуса, маяк на берегу насилия. Тихую гавань.
«Почему черенки не тронули «Фабрику домашних любимцев»?
Боятся связываться с храмовником? Или… Прятки! К Корнелиусу наверняка пришли прятки! А воинов Храма даже маньяки стороной обходят.
И тут до Ильи дошло, что надо было позвонить Ежову из метро и попросить встретить.
«Господи, какой же я идиот!»
Дементьев открыл рот, собрался назвать номер Корнелиуса, но не успел.
Ноги запутались в брошенной цепи. Сумка с «раллером» вылетела из рук и полетела в одну сторону, а сам Илья – в другую.
– Попался!
Дементьев прикатился прямо под ноги черенку.
– Добегался, сука? Ой!
Оглушенный Илья ухватил врага за колени и повалил на землю. Он понял, что не уйти, и решил прихватить с собой хотя бы одного ублюдка. Все лучше, чем покорно ждать смерти или трусливо молить о пощаде.
Удар, еще удар.
– А-а!!
Черенок не сопротивлялся, только орал. Звал приятелей, которые со всех ног мчались к месту схватки.
– А-а!
Впавший в бешенство Илья безжалостно молотил кулаками податливое тело. Молотил что было сил. А потом нащупал под одеждой ублюдка пистолет, вытащил его, не колеблясь, снял с предохранителя и открыл огонь…
Болото Слоновски удержал.
Рискнул, вывел на улицы весь резерв, снял часть безов с охраны корпоративных территорий, велел не тратить время на водометы… и удержал.
Подкрепление, подошедшее к Аравии, а также активная поддержка местных позволили остановить толпы на линии Орджоникидзе – Серпуховская. Остановили. А затем начали медленно вытеснять арабов обратно на родные улицы, в «молоко», под пули Балаклавской группировки. Летучие подразделения носились по Болоту и безжалостно расправлялись со всеми, кто неосмотрительно решил, что территория бунтует. Таганку успокоили за десять минут. Смоленку, на которой тоже возникли беспорядки, за двадцать. Количество погибших не афишировалось, но по неофициальным данным счет трупам шел на десятки.
Урус и Занзибар так и не полыхнули.
А к Оглыеву никто не пришел.
Лакри проводил Пэт и Матильду до самого дома. Доехал до Сухаревки, а когда настало время прощаться, слез с мотоцикла, снял шлем и подошел.
– Ты спасла нас.
Так он говорил спасибо.
Пэт внимательно посмотрела на Руса, кивнула и улыбнулась:
– Я немного помяла «Плуто».
Так она сказала пожалуйста.
– Заезжай в мастерскую, когда хочешь.
Так он согласился стать ей другом.
* * *
анклав: Москва
территория: Болото
ночная Поварская
не лучшее место, не лучшее время
Услышав, что беспорядки перекинулись на Болото, Эмира едва не застонала от разочарования: тщательно разработанный план летел к чертям. Она догадывалась, что не отличающийся особой смелостью губернатор Московии потребует от генерала Кравцова ввести на территории Федерального Центра чрезвычайное положение, а значит, придется сидеть в казарме и ждать, когда СБА отобьется. Или не отобьется. И подходящий момент для устранения Банума будет упущен.
Как выяснилось, расстраивалась капитан Го напрасно. Кравцов действительно получил истеричный приказ «принять все возможные меры к защите территории». Однако, будучи опытным военным и здравомыслящим человеком, генерал имел собственное мнение относительно аравийских перспектив и не видел причин, которые могли бы помешать Эмире и трем ее бойцам отлучиться на пару часов. А беспорядки… Они выполнению контракта не помешают. Даже наоборот: охватившая Болото нервозность уже привела к вспышкам насилия, и смерть одного человека, событие ординарное и в обычное-то время, останется незамеченной.
Го назначила встречу в клубе «Глобус», весьма сомнительном заведении, расположенном на первом уровне Поварской. «Глобус» не был притоном в полном смысле этого слова – в нем отсутствовали номера с почасовой оплатой, однако давным-давно, едва ли не со дня открытия, клуб облюбовали ночные бабочки, сговорчивые и недорогие обитательницы окрестных кварталов – идеальное предложение для работяг, рыночных торговцев и мелких жуликов – обычных завсегдатаев «Глобуса».
Тем не менее выбор Эмиры не насторожил Урзака. Он уже понял, что понятие «сомнительное» с легкостью подходит к любому заведению Болота, и с этой точки зрения «Глобус» был далеко не худшим местом встречи.
Банум добрался до Поварской на такси, однако остановиться приказал на перекрестке, не доехав до клуба с полсотни метров. Оглядываться не стал, расплатился, выбрался из мобиля и медленно, тяжело опираясь на трость, направился к ярко освещенному подъезду «Глобуса». Урзак знал, что настоящему профессионалу безразлично, подъедет он к заведению или подойдет прогулочным шагом; профессионал готов к любому развитию событий. А вот сам Банум не любил искать врагов в спешке, предпочитал заранее узнавать, с кем придется иметь дело.
