* * *
Один коренастый и смуглый мужчина покровительственным жестом обнял за плечи сидевшую рядом женщину, вероятно его жену. Другой рукой он сжал ее ладонь.
— Не волнуйся. Все будет хорошо, — негромко приговаривал он по-испански.
Испуганной женщине, казалось, грозит полный отрыв от реальности. Она говорила, задавала вопросы, но ее глаза оставались пустыми и безучастными.
— Что с нами будет? Куда они нас везут? Мы все погибнем. Я не хочу умирать.
— Не тревожься. — Мужчина легонько сжал ее пальцы. — Не важно, что нас ждет. Я не позволю им нас разлучить.
Сидящий напротив мужчина в потрепанной форме сил Сопротивления рассеянно изучал голый потолок и бормотал себе под нос по-французски:
— Il ne devrait pas etre beaucoup plus long. Испанец, не выпуская руки жены, бросил на него взгляд.
— Что вы сказали?
Поймав его взгляд, солдат перешел на английский:
— Я говорю, что это продлится недолго. Мы скоро доберемся — куда бы то ни было.
— Почему вы так думаете?
— Потому что машинам известно, что нам необходимы вода и еда. Нет смысла захватывать живых пленников, если не собираешься и дальше поддерживать в них жизнь. — Солдат нерешительно помолчал. — Хотя бы до тех пор, пока мы не выполним то, ради чего нас забрали.
Напротив француза сидел большеглазый житель Лос-Анджелеса лет тридцати. Он обхватил руками колени и медленно покачивался взад-вперед.
— Все это не важно. Мы все умрем. Они нас убьют.
— Нет, не убьют.
Спокойная уверенность Вирджинии, хоть и непонятно на чем основанная, была достойна восхищения. Риз тотчас осознал, что готов с ней согласиться. Он крепче обнял Звезду.
— Правильно, Вирджиния. Они не собираются нас убивать. — Он заглянул в лицо Звезды. — Я им этого не позволю.
Отчаявшийся пленник, решивший на ком-нибудь сорвать свое напряжение, презрительно фыркнул:
— Такой проныра, как ты, будет первым.
— Нет, тот джентльмен сказал верно. — Вирджиния показала на француза. — Если бы они просто хотели нас убить, они бы это давно сделали. Тогда не было бы смысла куда-то нас везти.
Раздался голос еще одного пленника:
— А может, они решили нас изучать? Вскрыть и отыскать, самые уязвимые места.
Возможно, он был прав, но это было самое ужасное из высказанных предположений. В клетке Транспортера надолго установилось молчание. Наконец Вирджиния нарушила тишину, наклонившись к Звезде:
— Ты любишь сказки? Я знаю много хороших историй.
До сих пор молчавшая молодая китаянка произнесла почти шепотом, словно сообщая общепризнанный факт, а не свои предположения:
— Они просто будут держать нас здесь, пока не кончится война. Машины не станут убивать нас, они просто будут держать нас здесь.
Вслед за ней высказался еще один мужчина:
— Я слышал о том, что они творят. Это хуже смерти.
Отчаявшийся пленник, который набросился на Риза, обернулся на этот голос:
— Как это? Что может быть хуже смерти?
Мужчина слегка повысил голос и мрачно сверкнул глазами:
— Мне рассказывали, как они поступают с пленниками. Машины сдирают кожу с живых людей, а потом натягивают ее на металлический скелет, чтобы мы не могли отличить Терминатора от человека.
Оптимистка Вирджиния отказалась принять такой кошмарный сценарий:
— Если бы это было правдой, никто бы не выжил, чтобы рассказать вам свою историю.
Француз горестно тряхнул головой:
— Я бы сейчас все отдал за спелый помидор. И глоток приличного вина.
Человек, высказавший пессимистическое предположение о характере интереса со стороны машин, не сдавался:
— Не знаю, кто прав, но я рассказал о том, что слышал.
Парень, ранее набросившийся на Риза, переключился на него:
— Да какая разница? Убьют они нас, будут ставить опыты или превратят в своих рабов. Разве это имеет значение, если результат один? — Он прошелся взглядом по всему пространству их передвижной тюрьмы. — Вместо того чтобы гадать, каким способом нас собираются умертвить, надо попытаться найти путь к спасению. Посмотрите на себя. Мы попали в скотовозку. И находимся на пути к бойне!
Вирджиния, не теряя надежды, все же оставалась реалисткой.
— А что мы можем сейчас сделать? Мы же заперты.
Рассерженный мужчина буквально зарычал:
— Надо посмотреть, что за тостер управляет этой колымагой, и выкинуть его вон!
— И грохнуться о землю? — бросил ему в ответ Риз. — Кроме того, что вы предлагаете? Приставить дуло к бортовому компьютеру и пригрозить выбить ему матрицу? В любом случае у нас нет никакого оружия. — Он прислонился спиной к наружной стене и небрежно обхватил рукой правое колено. — Нет. Если дело дойдет до побега, я с вами, но сейчас, когда неизвестно, сколько футов до земли, мы будем терпеть и ждать приземления, а потом выберем подходящее время и место, чтобы что-то предпринять.
— Да уж, конечно, — проворчат мужчина. — Ждать, пока приземлимся и нас запихнут в какой-нибудь горшок или вроде того. — Он сжал крепкие кулаки. — Я не собираюсь дожидаться сюрпризов, что приготовили для меня машины. Я буду драться сейчас. — Он обвел взглядом пленников. Кто со мной?
Брошенная им перчатка осталась лежать, где упала, и ответом на вызов были потупленные взгляды остальных пленников и оглушительная тишина. Мужчина яростно пнул гладкий пол, но его ботинок не оставил на поверхности контейнера даже царапины.
— Трусы.
Риз, больше не обращая на него внимания, крепче прижал к себе Звезду. Вирджиния перебралась к ним поближе и взяла маленькую девочку за руку.
— Я расскажу тебе сказку. Обещаю, что ты улыбнешься. Хорошо?
Звезда подняла голову и кивнула.
Но не ответила на ее улыбку.
* * *
Дождь разошелся не на шутку, и Райт опять замерз. Уильямс, похоже, не беспокоил непрекращающийся ливень. Возможно, она принадлежала к той категории стоиков, которые воображали себя невосприимчивыми к любым невзгодам этого мира, будь то скверная погода, грубое слово или взрывчатые вещества. Маркусу приходилось встречать подобных людей, но он считал их отношение к жизни глупым. Маркус не видел смысла отрицать реальность.
К концу дня они добрались до ипподрома, и было видно, что с тех пор, как победители соревнований совершали перед трибунами круг почета, прошло немало времени. Теперь, когда человечество билось в войне за выживание, трата времени и усилий — даже в той, другой эпохе, — на любимые излишества казалась не только неоправданной, но и вредной. Райту было наплевать на то, что это сооружение когда-то служило ристалищем для взмыленных лошадей, наматывающих круг за кругом, обманутых механическим кроликом борзых собак или для крошечных автомобильчиков, которым под капот зачем-то запихнули сверхмощный двигатель. Райт видел в сооружении прежде всего защиту от стихии, что было намного более ценно, чем все те игрища, для которых ипподром был предназначен изначально.
