Посвящаю эту книгу Вон Хансен,
которая напряженно трудится, чтобы легко работалось другим.
В том числе и мне.
Глава 1
Оно впервые появилось в Л'боре. Или в Линчбени? Или?.. Впрочем, место и время действия не играют роли. Важно лишь то, что оно – ОНО – обладало уникальными свойствами. Иными словами, было единственным в своем роде. Оно кочевало с места на место, всякий раз эффектно заявляя о себе и впечатываясь в память каждого встречного-поперечного. Целиком погруженное в себя, оно бесцельно блуждало по Колоколесью, и те, чья тропа пересеклась с его тропой, после улыбались, не осознавая, отчего рот растягивается до ушей.
И, поскольку явление было вполне доброкачественным, не несло трагических последствий, как слухи о грядущих смертях и катаклизмах, вести о нем поначалу распространялись неспешно. Оно никому не причиняло хлопот и не вызывало острого желания, развесив уши, слушать байки о его похождениях. Или искать объяснения ему. Или гадать, каков его сокровенный смысл. В лучшем случае, оно ненадолго пробуждало любопытство и провоцировало на беседы – так, мимолетный отдых от забот будничных. Приятно ведь иногда поболтать о чем-нибудь отвлеченном, уютно расположившись на лавочке перед хижиной, или пещерой, или берлогой, или норой.
Когда с явлением столкнулись барсук Фледжир и его приятель сервал Инвец (вернее, когда явление столкнулось с ними), они вовсе не были заняты деятельностью, заслуживающей эпитета «серьезная».
Если строго придерживаться фактов, они сидели бок о бок на травянистом бережку одного из самых скромных притоков реки Вертихвостки, и происходило это столь же ясным, сколь и полезным для здоровья летним утром. Над водой, в полном соответствии с повсеместным, испытанным временем рыбацким обычаем, склонялись удочки.
Посвящая досуг сему занятию, друзья выказали небывалую предусмотрительность и целеустремленность. Иными словами, они даже наживку на крючки насадили.
Спина Фледжира упиралась в ствол услужливого дерева, большая шляпа с вислыми полями, без которой он не выходил из дому в жаркое утро, была надвинута на лоб и почти целиком закрывала морду. Верхние лапы лежали на груди крест-накрест, нижние – закинуты одна на другую, коричневые парусиновые штаны пузырились на коленях.
Инвец, демонстрируя поразительный всплеск энергии, придерживал лапой удилище и даже покачивал его, заставляя поплавок скакать по безмятежной воде. В отличие от приятеля, он не дремал, а посматривал одним оком на зеркальную гладь. Близился полдень, рыба появлялась редко. Не самое подходящее время для рыбалки, а может, как раз наилучшее – все зависит от точки зрения. Собственно, парочка не для того вышла на лоно природы, чтобы вернуться с уловом. Она просто воспользовалась надежнейшим и древнейшим предлогом, чтобы сбежать из дому. В рыбалке, вопреки мнению некоторых, гораздо важнее не результат, а процесс. Вернее, процесс – он и есть результат.
Друзья были на берегу совершенно одни, не считая лежащей рядом холщовой сумки со снедью и выпивкой. Сервал лениво согнал пчелу, по недомыслию принявшую длинное заостренное ухо за леток родного улья.
Обиженное насекомое улетело, но его место в звуковом спектре не пустовало ни секунды, и это заставило Инвеца, озадаченно заморгав, слегка разогнуть спину.
– Слышишь?
Барсук не потрудился приподнять шляпу и посмотреть.
– Слышу. Кажись, это с дороги.
Инвец нахмурился, его длинные усы поникли. Лесная дорога, почти параллельная речушке, пролегала довольно далеко, а источник звука находился совсем рядом.
– Не похоже… Ага! Опять!
Он еще выше поднял голову, забыв об удочке и позволив ее концу окунуться в воду. Открылся второй глаз.
– Что бы это ни было, мне нравится, – заявил навостривший ухо Фледжир. Впрочем, ухо он навострил в фигуральном смысле, единственной заметной реакцией было движение нижних лап – левая легла на правую. Он надеялся обойтись минимумом физической активности – если только какая-нибудь рыбешка не прельстится наживкой, что с ее стороны будет просто хамством. – Но все-таки это должно быть на дороге. Где ж еще?
– Какая-то музыка! – решил Инвец. – Вот только инструмент не могу узнать.
Сколь ни досадно было барсуку отвлекаться от блаженного ничегонеделания, он покорно вздохнул и напряг слух. Вселенское безразличие на его морде сменилось глубокой задумчивостью.
– Флейты-карильоны, – заявил он наконец. – В сопровождении… колокольчиков? Не один инструмент, это точно.
– Пожалуй… – Инвец смотрел влево. – Только я не вижу ни одной из этих штуковин.
Фледжир недовольно поджал губы в прохладной тени широкополой шляпы.
– Хорошенько смотри. Видишь музыкантов?
– Ни музыкантов, ни инструментов.
– Так что вообще ты видишь?
– Музыку, – ответил сервал. – Правда, я еще ни разу в жизни не видел музыку.
– Что за ерунда?
Барсук завозился, пытаясь сесть.
– Осторожно! – предупредил Инвец. – Она очень близко! Можешь прямиком в нее влезть.
– Урр… Во что я могу влезть?
Яркий свет над кромкой берега заставил раздраженного Фледжира заморгать.
– Я же сказал: в музыку.
Как Инвец говорил, так и было. Фледжир поймал себя на том, что таращится, разинув пасть, на сияющую полупрозрачную горстку звуков.
Они лениво витали в теплом утреннем свете не далее чем в локте от его физиономии. Каждый раз, когда звучала музыка, в воздухе бесшумно взрывались крупицы радужного сияния. И угасали, когда музыка таяла, как сходящий с озера морозным утром туман. Пока барсук пялился, розоватое облачко выдало очередь колокольных перезвонов.
Инвец был прав. Отсутствовал не только исполнитель – тщетными оказались и поиски инструментов. Была только сама музыка, нежная, искристая, настойчиво трезвонящая перед изумленными мордами друзей.
Состояла она из пылинок или нот – этого Фледжиру понять не удалось.
Рыбаки не ведали и не могли ведать, что мелодичное диво уже неоднократно заявляло о своем существовании – в Л'боре, Линчбени и кое-где еще. Однако, по сути, никто не видел музыку, некоторые только слышали. И, в отличие от этих некоторых, барсук разглядел достаточно, чтобы вынести на обсуждение свою версию разгадки.
– Где-то поблизости работает чародей, – решительно заявил он и осторожно потянулся к непоседливым звукам.
Они, словно мерцающие на солнце комарики, оживленно вились вокруг его чуткого указательного пальца и тихонько пели. Затем облачко отпрянуло в сторону и видоизменилось, осыпав барсука жалобным арпеджио.
Сервал стоя вглядывался в заросли.
