— Да.
— Это непрофессионально. Я не могу такого одобрить,— напряженно произнесла Надуровина.
Цзе неуверенно усмехнулась.
— Могли бы и не говорить. Вы же понимаете, я не нарочно. Я не могла предположить, что такое случится.
— Я не думаю, дорогая, что хоть кто-нибудь из нас мог предположить такое,— вздохнула Надуровина.— Больше я ничего не могу сказать. Пока ваши чувства не мешают исполнению профессионального долга, я не буду возражать, чтобы вы продолжали с ним работать.
— Спасибо,— ответила Цзе, взяв ее за руку и искренне улыбнувшись.
Надуровина кивнула и начала пробираться сквозь толпу к двери в палату. На этот раз охранник попытался задержать ее, но, очевидно, Чимбу увидел, что происходит, поскольку голос врача приказал охраннику пропустить офицера.
Палата вы глядела так, как будто внутри нее и впрямь взорвалась бомба. Пациента нигде не было видно.
— Мы перевели его в палату номер пятьдесят два,— сказал Чимбу. Он выглядел очень уставшим.— Вместе со всем уцелевшим оборудованием. Мы ввели ему седативное, и сейчас он спит.
Разрушения выглядели впечатляюще. Трудно было себе представить, чтобы невысокий, изнуренный голодом больной, прошедший только половину курса реабилитации, оказался способен за столь короткое время произвести такие разрушения.
— Медсестра Цзе вызвала персонал без промедления,— Чимбу увидел вопросительное выражение лица женщины-офицера.— Однако они не сразу решились вмешаться, опасаясь, что тогда больной может что-нибудь сделать с собой. Через несколько минут прибыл дежурный врач и отдал распоряжения. За это время у пациента не убавилось сил. Потребовались четко скоординированные действия пяти санитаров, чтобы повалить его на пол и сделать инъекцию седативного препарата. Они решились броситься на него только тогда, когда он, похоже, собрался выпрыгнуть в окно.
Надуровина задумчиво посмотрела на бронированное стекло. Достаточно прочное, чтобы выдержать взрыв ручной фанаты. Она поймала себя на том, что размышляет, остановило бы такое стекло взбешенного Мэллори. Окно было закрыто.
— Он успел что-нибудь с собой сделать?
— Ничего особенного. Небольшие ссадины и кровоподтеки. Я разговаривал с Цзе и совершенно не понимаю, что вывело его из равновесия.
— Я тоже с ней говорила,— кивнула женщина-психиатр.
Разговаривая с Чимбу, она продолжала осматривать комнату. Дорогое оборудование, разбитое вдребезги, кабели, вырванные из стен и мониторов, поломанная мебель. Погнутый стул, похожий на выброшенную на берег актинию, валялся в углу. Даже от постельного белья остались одни клочья. Она нагнулась и подобрала пластиковую чашку. С обгрызенным краем. Ураган, дремавший в голове Элвина Мэллори, снова ожил. Вспомнив дрожащую от страха медсестру, Надуровина подумала: «Как хорошо, что никто не пострадал».
Что будет делать Мэллори, когда действие седативного препарата кончится и он проснется? Сотрудники госпиталя уже установили и включили большую часть нового комплекта медицинской аппаратуры. Нет никакой гарантии, что пациент не очнется в таком же буйном и разрушительном состоянии, опасный для окружающих и себя самого. В подобном случае решающим фактором будет влияние на него Цзе.
Собравшись с силами, Надуровина вышла в коридор, чтобы поговорить с медсестрой.
Но ее сила убеждения оказалась невостребованной. Цзе сама стремилась снова оказаться рядом с Мэллори. Она спокойно выслушала инструкции, которыми снабдила ее Надуровина, приняв к сведению те, которые показались ей и впрямь полезными, и молча проигнорировав остальные. Ей казалось, что она понимает Элвина лучше, чем кто угодно другой. В любом случае, когда он проснется, ей первой придется принимать решения, от которых будет зависеть все.
Мебель и оборудование комнаты пятьдесят два полностью повторяли интерьер той, которую в припадке бешенства разгромил Мэллори. Под воздействием мощного седативного препарата он проспал остаток дня и всю ночь. Цзе задремала рядом с ним, даже не воспользовавшись надувной кроватью, поставленной для нее. Когда она проснулась, в окно начали проникать первые лучи солнца. Пациент лежал на кровати с открытыми глазами и молча смотрел на нее.
Удивленная, женщина начала было вставать, но, увидев его улыбку, расслабилась.
— Я вел себя, как дрянной мальчишка, не так ли, медсестра?
— Как ты себя чувствуешь?
Не дожидаясь ответа, она машинально просмотрела показания приборов рядом с кроватью. Цзе заранее знала, что все более-менее в норме. Если бы произошло что-то серьезное, доктора и медсестры непременно вмешались бы, и при этом она обязательно бы проснулась. Но она должна была задать такой вопрос.
— Устал. Немного першит в горле.— Подняв руку, он ощупал прозрачный эпидермальный пластырь, закрывавший порез на лбу.— Я не очень-то много помню. Только много шума.
— Ты разнес в другой комнате вдребезги все, до чего смог дотянуться,— укоризненно сказала она.
— В другой комнате? — переспросил он. Приподнявшись, огляделся вокруг и сообразил, что все вокруг выглядит совершенно иным, и пейзаж за окном тоже изменился.— Я не помню, чтобы меня куда-то переносили.
— Им пришлось вырубить тебя. Для этого потребовалось пять санитаров.
— Пять, да? — спросил он с довольным видом.— Представляю, насколько это раздует мой счет за лечение.
Ирен прикрыла рот рукой, не в силах сдержать смех. По идее, моменту полагалось быть абсолютно серьезным — медсестра, укоряющая больного за его неприемлемое поведение, убеждающая его больше никогда так не делать. Вместо этого она хихикала и улыбалась каждой новой фразе невыносимого пациента. Более того, поняла, что ей нет никакого дела до тех, кто сейчас смотрит на их изображения на экранах мониторов.
— Мне кажется, твое пребывание здесь будет целиком оплачено правительством.
— Да ну? — Опершись на локти, он сел.— Тогда я чуть попозже разнесу и эту комнату. Ага, одна комната в неделю. Как раз соответствует моему внутреннему состоянию.
Пытаясь выглядеть серьезной, она погрозила ему пальцем.
— Я бы дважды подумала, прежде чем такое сделать. Если дело так дальше пойдет, большую часть времени ты будешь проводить, напичканный успокоительным. В подобном состоянии ты вряд ли кому-нибудь понравишься.
— А кому какое до этого дело? — спросил он, глядя в сторону. Улыбка исчезла с его лица.
— Мне,— бесхитростно ответила она.
Такой ответ заставил его снова повернуться к сестре. Снаружи быстро поднималось экваториальное солнце, заполняя комнату рассеянным светом. Оконное стекло слегка потемнело, ослабляя силу освещения и регулируя температуру в комнате.
— Могу только сказать, что стоило пройти через все, что я испытал, и даже еще через более худшее, чтобы услышать одно-единственное это слово,— глухо произнес он.
