Грант, в мгновение ока очутившийся на ногах, тоже не хотел умирать, но ему не оставалось ничего иного, как поддаться древнему инстинкту и заслонить собой девушку. Хотя бы на миг задержать атаку гренделя, покуда Джемма добежит до опушки, где стоял пустой гравитр. Потому что люди тоже происходили от хищников, до последнего вздоха готовых защищать продолжательниц своего рода.
Но прежде чем инстинкт у Гранта отработал до конца, а грендель накачал в себе достаточно злобы, чтобы обрушиться на добычу, всех опередила Джемма Ким. Точным движением она вскинула перед собой фогратор, который всегда был при ней и валялся неподалеку, до этого момента ненужный, вместе с комбинезоном. Потому что в Звездном Патруле редко удается улучить минутку отдыха на какой-нибудь зеленой планетке, гораздо чаще бывает попросту страшно, так страшно, что здоровенные мужики, не стыдясь своего выбора, уходят из Патруля в Звездную Разведку, где тоже не мед и не сахар…
Залп высверлил в мохнатом зверином брюхе просторную круглую дыру. А пока изумленный грендель умирал и умирая оседал на задние лапы, и с ревом из него уходила вся его долгая неправедная жизнь, девушка успела оттолкнуть оцепеневшего Гранта на безопасное расстояние.
— Это кто? — спросила она, показывая раструбом фогратора на агонизирующую черную гору мяса и паленой шерсти.
В ее глазах горело любопытство. Нагая, со спутанными вороными волосами, в воинственной напряженной позе, с оружием в руках — она действительно выглядела самой настоящей амазонкой.
Грант поднес к лицу трясущиеся пальцы и посмотрел на них с омерзением. Видеть умирающего гренделя ему хотелось и того меньше. Он отвернулся, сражаясь с тошнотой.
— Это… Старина Сократ, местный философ и лирический поэт, — сказал он. — А заодно грендель-пилигрим, пантаврий пастырь и духовник. Что за мода у вас, амазонок: сперва стрелять, а потом здороваться?..
Он бросил взгляд на девушку и с неудовольствием отметил, что даже грудь ее вздымается ничуть не чаще обычного.
— Джемка, — промолвил Грант с обидой. — Ну, ты хотя бы испугалась? Ну, немножечко?
— Конечно, нет! — удивилась та. — Он же не страшный. И очень неповоротливый. Как медведь. А что?
— Так, ничего, — сказал Грант.
Он взял одежду в охапку и на неповинующихся ногах побрел к видневшемуся в просвете между стволов гравитру.
— Грант! — Джемма догнала его и повисла на плече. — Я тебя чем-то обидела?
— Обидела? — Он скривил жалкую гримасу. — Ну что ты, разве можно… Ты меня просто уничтожила. Как беднягу гренделя.
9
— Глупость? — переспросила Климова. — Что ты называешь глупостью?
— Дело даже не в том, что ты растратила лучшие годы на поиск того, что тебе не нужно. Ведь ты не любишь приключения, и тяга к опасностям не в твоей крови.
— Это неправда, — возразила она. — Я смертельно обожаю приключения!
— Просто ты хотела ДОКАЗАТЬ. Что-то доказать кому-то. Как доказывала в детстве, когда лезла в нашу компанию сорвиголов. И доказала, наверное. Но какой ценой!
— Ты станешь отрицать, что мне это удалось?
— Да нет же, не стану. Но я пошел в Галактику, потому что мне это необходимо. Потому что я не мыслю себя иначе. И дьявольски жаль, что не удалось достичь большего, чем должность смотрителя Галактических маяков. Ничего, жизнь еще не кончена… А ты бросилась к звездам не оттого, что звезды есть на свете, а оттого, что хотела между этих звезд настичь меня! Настичь, обойти и увидеть меня позади. И так наказать за неразделенную детскую любовь.
— Что же, — усмехнулась Климова. — Все сбылось. И увидела тебя позади. И наказываю.
— Но ты упускаешь из виду, что для меня это — не наказание. То есть, конечно, наказание, но не в том, что ты меня обошла… Я знаю: есть тысячи людей более талантливых, умелых, сильных, чем я. Есть Звездная Разведка, куда я не попал. Есть Звездный Патруль, куда я уже не попаду. Есть ксенологи, куда я не хочу. И страйдеры, куда меня не возьмут… А я ремонтирую Галактические маяки. Я добровольный изгнанник, плоддер. Ты обошла меня. И что же? Гонка с преследованием для тебя не окончилась, потому что постоянно кто-то будет впереди. Уже не я — ведь я остался за флагом, я стал тебе неинтересен. Но ты не сможешь остановиться.
— Однако же, спасли вас именно мы.
— Помню, как ты гордилась этим! Если бы пантавров разогнал не ваш пансион отличниц, а обычные парни из Патруля, им и в головы не пришло бы делать из этого событие. Сейчас мы сидели бы у них на корабле, дули крепкий чай или джулеп с ромом, травили анекдоты и межзвездные байки, и нам было бы тепло и покойно. Но прилетели вы, и каждый ваш шаг, каждый поступок, каждая фраза — это доказательство вашего превосходства. Да шут с ним, — вдруг успокоился Кратов. — Ты тратишь на это свою жизнь, видимо не можешь иначе. Но зачем ты всем этим девочкам затуманила головы, они-то в чем виноваты, почему ты их лишила дома и покоя из-за меня?!
— Замолчи! — не выдержала Климова.
Кратов отпрянул: ему показалось, что она ударит его. Вместо этого Климова порывисто поднялась и метнулась к выходу. Но внезапно передумала. Вернулась и встала напротив, прислонившись к стене.
— Может быть, — сказала Климова. — Только нет у меня обратной дороги. Ты, я вижу, угомонился, затих в плоддерах. А я еще не достигла своих пределов и хочу их узнать. Пусть каждый пройдет свой путь до конца. Как странно… Я любила тебя, по-настоящему любила. Но теперь жалею о том, что мы встретились. Ненужная это была встреча.
— Странно, — согласился Кратов. — Ты искала меня, когда я даже не помнил о тебе. И теперь уходишь, когда я ни о чем больше думать не могу, кроме тебя.
— Это слабость, — сказала Климова сухо. — Ты говорил бы те же слова любой другой женщине.
— Может быть. Но так или иначе, я говорю их тебе.
— И напрасно. Ты всю жизнь будешь сожалеть об этой минуте.
— Может быть, Ленка…
— У меня тоже так бывает, — призналась Климова. — И я внезапно начинаю ощущать себя глупенькой пугливой девочкой. Сейчас ты сказал эти напрасные слова, и наступила одна из таких минут. Мне не раз говорили такие слова, но я всегда находила в себе силы пропустить их мимо ушей. Слышишь, великий вождь Шаровая Молния? Мимо ушей и мимо сердца! Поэтому я подойду и поцелую тебя. Было бы несправедливо, если бы я так ни разу в этой жизни тебя не поцеловала. А затем я уйду, и мы не увидимся до самого отлета. Потому что по-другому нельзя. Все равно планеты не сойдут со своих орбит… А ты обещаешь мне сидеть и не сделаешь ни малейшего движения, не проронишь ни единого слова, пока за мной не затворится дверь.
— Хорошо, — сказал Кратов.
Он закрыл глаза и почувствовал, как влажные горячие губы коснулись его лба.
— Еще, — попросил он.
Хлопнула дверь.
