Антония действительно могла. В компании медленно и неотвратимо сходившей с ума Тельмы и запуганного, молчаливого Стаффана она утоляла свой детский сенсорный голод всем, что нашлось в убогой кристаллотеке. Репертуар был нерядовой. Помимо «Математической мегаэнциклопедии», имели место: неопределенной уже давности «Галактический вестник с приложениями», «Брэндивайн-Грумбридж», чья-то библиотечка древних детективов (немного Конан Дойля, Честертон, Кристи, Мальдонадо и непременные Валё и Шевалл) и «Непреходящая радость секса» неизвестного автора. Все это она выучила наизусть, детективы обильно и не всегда к месту цитировала, по «непреходящей радости» задавала наивные вопросы и охотно довольствовалась уклончивыми ответами, осознанно же использовала только математический аппарат. Тельма, давно уже оставившая попытки сохранить память и человеческий облик, выходившая из вечного своего полусонного ступора только затем, чтобы поесть и отправить естественные надобности, сказала Стаффану: «Мне кажется, моя девочка шляется по катакомбам, как по родному дому». Стаффан не поверил, списав все на больное воображение Тельмы. Но вскоре и сам заметил, что Антония появляется за его спиной чаще со стороны центрального туннеля, чем с женской половины. «Ты права, — сказал он Тельме. — Что мы можем с этим сделать?» — «Она не должна найти Эйнара», — сказала Тельма. «Если только уже не нашла…» С этого часа Стаффан стал относиться к Антонии с еще большей опаской. Ему стоило немалых усилий спросить девочку: «Ты ходишь по катакомбам?» — «Угу». — «И… ты видела что-нибудь необычное? Пугающее?» — «Не-а». — «А других людей… как меня и маму?» — «Не-а». — «Может быть, какие-то непонятные предметы?» — «Угу». Иного добиться он не смог. Ночью, когда на женской половине затихли, Стаффан, лязгая зубами от холода и страха, отправился по известному ему маршруту — к последнему маяку…
Тела Эйнара там не было.
Услышав за спиной слабый шорох, Стаффан едва не умер на том же месте, что и его друг. Обернулся. Прыгающий лучик «люцифера» выхватил из темноты белое, как бумага, лицо и огромные запавшие глаза… У Стаффана не достало сил даже на крик ужаса.
«Ты тоже ходишь по катакомбам», — укоризненно проскрипела Антония. Стаффан молчал. В полном оцепенении он ждал, что сейчас она прыгнет на него, как фантастический зверь, и вопьется в горло, чтобы выпить кровь и похитить бессмертную душу… «Пойдем», — сказала она. «К-куда?..» — «Я покажу».
Маленькое чудовище вприпрыжку двигалось впереди, а он, немалого роста и нехилого сложения, заросший волосами мужик, тащился следом на подсекающихся ногах. Они миновали последний маяк, миновали какие-то мрачные пустоты, откуда доносилось мерзкое хлюпанье и проистекало невыносимое зловоние, несколько раз свернули в боковые ходы…»Вот», — сказала Антония. «Что это?» — «А фиг знает!..»
Посреди огромного, безупречно круглого грота громоздились и переплетались самые невообразимые агрегаты и механизмы. Словно здесь произошла последняя битва всех машин этого мира… Неизвестный металл, сумевший выдержать тысячи и тысячи лет без ущерба, сиял мертвенной синевой в дрожащем свете «люцифера».
«Смотри», — сказала Антония, показывая перед собой. Среди решетчатых ферм и тугих спиралей Стаффан увидел полуистлевшие кости. «Ты же говорила, что не видела никого… как я или мама…» — «Угу. Разве это похоже на тебя или маму?» И Антония носком самодельного сапожка выкатила из-под скучившегося металлолома большой сплюснутый с боков череп с тремя глазницами. «И это непохоже», — продолжала она беспечно. Стаффан проследил за ее рукой. У стены лицом вниз, выбросив перед собой руки со скрюченными пальцами, лежал человек в таком же скафандре, как и на нем.
Наверное, следовало бы подойти и узнать, кто это был…
«Хорошо, — сказал Стаффан неповинующимися губами; — Ты показала мне все, что я хотел видеть…» — «Не все», — возразила Антония, «… а теперь давай вернемся к маме. Ты найдешь обратную дорогу?» — «Угу».
Когда Антония свернулась калачиком в уголке родительского гнезда и уснула, Стаффан растолкал Тельму. «Аксель был прав!» — прошептал он ей на ухо, которое с трудом отыскал в свалявшихся космах. «Аксель… кто это?» — «Там, в центре катакомб, целое кладбище артефактов!» — «Иди к черту… оставь меня в покое… я хочу спать…» — «Ты все время спишь! Очнись, мы нашли то, зачем сюда прилетели!» Тельма открыла заплывшие глаза и внезапно спросила ясным, разумным голосом: «Что ты собираешься делать со своей находкой, дурачок?»
Это был крах.
Подобный исход был обычным делом для крофтов. Найти и умереть над выисканным… Но никому не верилось, что такое может произойти именно с ним.
Стаффан вернулся на свою половину, растоптал наполовину собранные блоки сигнал-пульсатора, попытался разорвать в клочья схемы, но особо прочный пластик не поддался его усилиям. Потом он перевел пищеблок в режим фармакогенеза и попытался изготовить слоновью дозу транквилизатора, выбрав самый сильнодействующий, какой только пришел на ум — «Бледная Луна». Но пищеблок оказался умнее и выдал только один шарик, после чего дальнейших заказов не принимал. «Хорошо же…» Стаффан не стал глотать снадобье, а решил за неделю накопить достаточное количество, чтобы легко и безболезненно покончить с никчемным бытием. Он искал, куда бы спрятать заветный шарик, когда вошла Антония и стала на пороге, разглядывая его взрослыми беззастенчивыми глазами. «Ты хочешь умереть», — сказала она. «С чего ты…» — «Не делай этого». Стаффан сел на краешек своего лежбища и опустил голову на руки. «Отчего же мне, по-твоему, не следует умереть? Я не хочу кончить так, как эти… в темноте. И не хочу стать таким, как твоя мама». — «Скоро за нами прилетят». — «Почему ты так решила, девочка?» — «Я читала. И считала». — «Ну, и?..» — «Звездным Патрулем постоянно выполняется плановая уточняющая инспекция по всем позициям „Каталога“ Брэндивайна-Грумбриджа. На инспекцию отводится двадцатилетний цикл. По моим расчетам, эти двадцать лет уже на исходе». — «Ты говоришь… как взрослая». — «Я говорю языком прочитанных книг. Другого языка у меня нет». Посидев еще несколько минут и не дождавшись продолжения, Стаффан улегся, и она приткнулась рядышком, как бывало иногда. «А если за нами не прилетят, — осторожно промолвил Стаффан, — ты позволишь мне уйти?» — «Прилетят», — проскрипела Антония сквозь дрему.
Тельма, между тем, утратила последние остатки интереса к жизни. Приближаться к ней, смотреть на нее, обонять исходящий от нее смрад было слишком тяжким испытанием для расшатанных нервов Стаффана. Она тихонько угасала не по дням, а по часам. Антония относилась к происходящему с матерью равнодушно, либо же не понимала, что с той творится.
Минуло еще какое-то время, и настал последний день.
Антония пришла к Стаффану и протянула ему обычный кристаллик от мемографа. «Что это?» — безучастно спросил Стаффан, который как лежал, так и не пошевелился при ее виде. «Мама уснула, — сказала Антония. — Я не могу ее добудиться». — «И не буди. Пусть ее…» — «Она просила передать тебе этот кристалл, когда больше не проснется». — «Забавно, — усмехнулся Стаффан, — я как раз хотел вручить тебе точно такой же. Вот, возьми». — «Что мне с ними делать?» — «Что обычно делают со скучными мемуарами? Кладут на полку, среди ненужных вещей». — «Тогда я пошла?» — «Иди, милая. Я тоже вздремну…» Когда Антония вышла из дома, Стаффан выгреб из укромного местечка в изголовье своей кровати пригоршню «Бледной Луны» и отправил в рот. «Я поступаю очень дурно, — подумал он. — Я оставляю девочку-подростка на произвол судьбы на чужой планете. Но я не хочу сейчас беспокоиться о ней. Может быть, она и вправду дождется прилета Патруля, в который я не верю. А я устал ждать…» И провалился в легкий сон без сновидений и без пробуждений, даже не успев додумать эту слишком долгую для него мысль.
