Черные силуэты дальних небоскребов, испещренные точками окон, делаются размытыми, плывут и колеблются в моих глазах. Пустяки. Теперь все можно стерпеть.
— Ты… кобель балтийский… Я люблю тебя.
— Гоша…
Спеленатый зарф некстати вдруг начинает сучить ногами, извиваться и мычать.
— Заткнись, ты, — говорю я без большой злости.
Толкаю его ботинком в задницу, и он затихает.
Мы стоим с Улькой, положив руки на плечи друг другу, уткнувшись лбами, и у нас, у здоровенных тридцатилетних мужиков, прошедших все круги ада, заляпанных кровью с головы до ног, на глазах — чистые детские слезы.
И мы не сразу слышим, как с легким шорохом открывается входная дверь.
13. ИВАН ЗОННЕНБРАНД, ПО ПРОЗВИЩУ ЗОМБИ
…Должно быть, минуло не более минуты. Обнаруживаю себя лежащим книзу мордой на неприятно теплом полу. У меня проломлен лоб, и мозг тягучими каплями изливается наружу. Мой драгоценный, уникальный мозг. Или мне так кажется?. Вдобавок ко всему, я кастрирован, потому что на месте полового аппарата пульсирует слиток раскаленного металла, прожигая мой пах до самых кишок.
Эта гадюка меня взяла. Как и обещала. В таком состоянии я не способен к сопротивлению. Даже в устной форме.
Сначала вижу ее босые пятки. Что ж, на вид пятки как пятки. Кто мог предвидеть, что они у нее из легированной стали? Черт возьми, я и мог, и не только мог, но и обязан был, как профи, а не дешевый шкет, впервые ломанувшийся на дело… Мучительно завожу глаза, чтобы хоть как-то оценить обстановку. Она уже почти одета и возится с последними застежками на платье. Поразительное свойство всех женщин — одеваться в мгновение ока… Но не следовало бы мне сейчас вспоминать о женщинах, ибо чертов слиток немедленно поддает жару.
Выясняется, что она меня не обманула. Помещение наполняется крепкими мужиками в припорошенных дождиком цивильных костюмах. Небось, бегом драли на помощь своей шлюхе из какого-нибудь схрона…
— Класс, — говорит один из них, нагибаясь надо мной. — Шикарно сработано, Индира.
Меня подхватывают под мышки и пытаются усадить. Но я так и норовлю завалиться набок. Сидеть невозможно. Лежать, впрочем, тоже. Я инвалид, наполовину покойник. Причем на лучшую половину. Зомби в точном смысле этого понятия. Хотя лоб против ожиданий оказывается цел, и мозг на месте. Это славно, он еще послужит мне нынче.
— Адвоката мне, — трудно выговариваю разбитым ртом. — Всех засужу…
— Разумеется. — Синие глаза этой змеищи обращаются в щелки. И она дословно повторяет мои же слова: — Позже… Когда мы выясним суть вашего задания.
— Я никого не убивал… На мне крови не было и нет… Все прочее — словесные угрозы, пустой треп, в суде недоказуемо…
— Вы можете встать? — почти участливо спрашивает один из мужиков.
Падаль. Смешно ему, что девка завалила такого динозавра, как Зомби. Раззвонят теперь по всему Гигаполису.
— Сейчас увидим.
Ноги подкашиваются, и я повисаю на руках. Меня дотаскивают до кресла и пытаются придать той рухляди, какую я нынче собой являю, устойчивую форму.
— Врача бы ему, — роняет кто-то.
— Врача мне… — с благодарностью подхватываю эту удачную мысль. — Умираю!.
Самое время разыграть обморок. Скрупулезно следую тому сценарию, который всего полчаса назад предлагала мне госпожа старший инспектор… как ее?. Флавицкая.
Слышно, как ктыри устраивают короткое совещание.
Дьявол, а ведь я и в самом деле вот-вот снова закайфую!
Но глухие, отрывистые и чрезвычайно знакомые звуки властно возвращают меня к реальности.
Это стреляют из машин-ганов с глушителями.
Отдаюсь на милость рефлексов. Превозмогая боль, вываливаюсь из кресла и распластываюсь, чтобы не представлять собой никакого осязаемого объема. Прикрываю затылок руками. С той стороны, куда повернуто мое лицо, вижу, как замертво падают двое ктырей, не успев дотянуться до своих пушек.
Надо мной разыгрывается бойня. Кто-то решительно и безжалостно расправляется с застигнутыми врасплох ктырями. Цель одна: расстрелять всех, кто шевелится, и как можно скорее. Надеюсь, она сочетается и со второй, более благородной: вызволить старого доброго Зомби…
И я сразу понимаю, кто именно пришел мне на помощь.
Мой размочаленный мозг успевает все же молниеносно сгенерировать план. Но не дай Бог, если я уже опоздал!
С воплем: «Не трогать девчонку!» вскакиваю на ноги — в изувеченном паху все трещит и лопается от адского жара… И едва успеваю заслонить ее собственным телом.
Серый человек в обтерханном плаще и надвинутой на лоб велюровой шляпе направляет на меня дымящийся ствол.
— Отойдите, — шелестит он лишенным обертонов голосом.
— Нет! — ору я. — Она нужна мне!
Серых пришельцев на сей раз пятеро. Один другого потасканней и гаже… Пока мой старый знакомец решает, не пришить ли ему заодно и меня, остальные мастеровито добивают раненых ктырей.
Спиной ощущаю, как трясется Индира.
— Она узнала, — бормочет серый.
— Она будет молчать! И я возьму ее с собой, ни на шаг не отпущу от себя…
— Вы плохо работаете. У вас одни неудачи. Как вы сможете уследить за ней, если сами постоянно попадаете впросак?
— Без нее я не проберусь в Кактус-Кампус, меня спеленают уже на первом этаже! А так я смогу хотя бы ею прикрыться!
Машин-ган слегка опускается.
Подходит еще один. Та часть лица, что видна из-под шляпы, землистая, грубая, как кусок могильной глины. Он молча рассматривает меня. Потом сдвигает стволом шляпу на затылок. Этакий ковбойский жест. Очень знакомый.
Да и лицо, между прочим, вполне знакомое.
— Привет, Зомби, — говорит он тихо.
Я ощущаю, как во мне замирают все живые токи, и даже боль в расплющенном паху затухает.
— Привет, Вулкан, — срывается с моих мертвеющих губ. — Как оно там?
— Ничего. Приходи к нам — узнаешь.
…Он всегда был шутником, Вулкан. И бахвалился, что больше всего повеселится на собственных похоронах. Да так, что обратит все в сальную шуточку и поп на отпевании будет ржать в бороду, а уж мы, почетные гости, таща гроб на полотенцах, просто загнемся от смеха…
Теперь я вижу, что бахвалился он не зря.
И все мне становится ясным, как самый ясный день.
Я негромко хихикаю. Потом начинаю хохотать во всю глотку. Никак не могу остановиться. Меня буквально корчит.
— Изумительно!. Потрясающе!. Мертвецы… нанимают живого! На то и Зомби, чтобы его… нанимали покойники!.
— Зомби, — говорит Вулкан. — Мы не покойники. Мы сами наняты.