— А у нас ни с того ни с сего вдруг «Чапаева» начали крутить! — сказал Поре Мандон. — И крутили с семи утра до поздней ночи — я за нетбуком сидел, прикалывался.
— Наизусть, поди, выучил? — спросил Колонель с отеческой улыбкой.
— Крррасиво идут! — мечтательно зажмурившись, произнес Астеник.
— Интелихейция... — добавил Носатый.
— Хрен с ней, давай психическую, — откликнулся машинист.
— «Чапаев» еще куда ни шло, — сказал Носатый. — А вот в Нижних Вершках, я слышал, вдруг зафигачили «Полное руководство по занятию любовью», причем в нескольких сериях, с переводом...
— Ага, жизненный тонус захотели поднять в массах!
— Рождаемость простимулировать!
— А я, воля ваша, иной раз даже и скучаю по прежним дикторам, — признался Колонель. — Что там с ними, живы ли, нет ли...
— Ну да, я тоже скучал, — оскалился Астеник. — А тут однажды прохожу мимо телевизора — он у меня круглосуточно включен, Мало ли... воздушная тревога, то-се... а там сидит Беня Головизнин, наше местное новостное светило... он всегда заканчивал важно так: «С вами был Ве-ни-а-мин Головизнин!», но его весь город иначе как «Беня Голопиздин» не называл... пардон за мой французский, но из песни слова не выкинешь... сидит, значит, наш Беня — небритый, с опухшим портретом, башка три дня немыта, но все равно в костюме, при галстуке... то есть, какой на нем костюм, судить трудно, видно только пиджак до пояса, а уж что там ниже, одному богу известно... говорят, раньше дикторши в джинсах и шлепанцах сидели, а те, что помоложе, в жаркое время года и вовсе в шортах...
— Ты про Беню давай, а не про дамские труселя!
— Тоже богатая тема...
— Ну так пускай эту закончит, потом на твою перейдем...
— Ага, вот, значит... Сидит это он и смотрит на меня мутным взглядом, и понятно, что пил по-звериному с месяц, не меньше... а потом вдруг говорит своим классическим баритоном: «Если вы ждете, что сейчас я поведаю вам о совещании у губернатора по поводу ремонта дорог, то глубоко заблуждаетесь. Губернатор еще на прошлой неделе под покровом ночи съе...» кгхм... ну, в общем...
— Да понятно, давай дальше!
— Ага... Беня-то все произнес как есть, без бип-бип... в том смысле, что «...удрал в неизвестном направлении, по слухам — на Мальту, где у него особняк и бизнес. Хотя возникает вопрос, каким образом, в свете последних событий, этот му...» кгхм...
— Мудак, — без церемоний подсказала дева Шизгариэль.
— Ага... «каким образом он до упомянутой Мальты доберется, если доверять свою жо...» кгхм...
— Жопу! — в два голоса подхватили злокозненные фейри.
— «...задницу воздушному транспорту сейчас не рискнет никто, у кого на плечах голова, а не...» э-э...
— Жопа! — со смехом донеслось уже со всех сторон.
— Нет, Беня другое слово ввернул... вроде как лекарство при простуде, — Астеник защелкал пальцами, пытаясь припомнить. — А, вот — эфедрин!
— При чем тут лекарство? — поразился Колонель.
— Ну, Беня так сказал...
— Афедрон, — не выдержал я.
— Во, точно! Афедрон... А что это такое?
— Задница, — разъяснил я. — По-древнегречески. Как там у Матфея... Иисус говорит своим апостолам: не понимаете, что ли, олухи, что «...всяко, еже входит во уста, во чрево вмещается и афедроном исходит?»
[68]
— Оказывается, и сын божий утверждал, что все-то у людей случается через жопу, — промолвил Колонель раздумчиво. — Чему же мы сейчас удивляемся?
— Не помню такого, — нахмурилась Анна. — А Священное Писание я хорошо знаю.
— В перевод с церковно-славянского на русский было внесено изрядное количество политкорректных новаций, — усмехнулся я.
— Глупости! — сказала она сердито.
— Особенно если принять во внимание, что и церковнославянская версия была переводом со староболгарского, на котором говорили в своих кругах Константин Философ и старший брат его Михаил
[69]
, а тот в свою очередь наследовал древнегреческому, и на всех этапах аутентичность версий имела устойчивую тенденцию к снижению...
— Откуда вам знать!
Откуда... Не объяснять же ей, что я лично присутствовал при сочинении одного из четырех канонических евангелий и по крайней мере трех апокрифов, об утрате которых жалею до сих пор!
Пока мы с Анной пикировались на ходу, остальные довольно пасмурно безмолвствовали. Машинист Хрен Иванович убежал далеко вперед, между тем как Носатый порядочно отстал, и в том, что мы так растянулись по лесу, не было ни грана целесообразности.
— Стоим, — приказал я негромко.
Подчинились все, с охотой и без лишних слов. Даже Колонель, который выглядел намного властнее и старше меня (что ни в коей мере не соответствовало действительности). Хрен Иванович, обнаружив, что остался в одиночестве, спохватился и вразвалочку подтянулся к общей группе.
— Хрен ли стормозили-то? — бормотал он.
— Вас ждем, — ответила дева Шизгариэль.
— Меня... я что — главный, что ли...
На фоне ею понемногу сходящего на нет бухтежа, густо пересыпанного «хренами» и прочими экзотическими овощными культурами, я прогнал короткую, но содержательную речь.
— Прошу всех слушать и не задавать лишних вопросов. Просто примите сказанное как данность, которую необходимо держать в уме, если есть желание выжить и дойти туда, куда хочется. Сейчас утро, впереди день, и у нас есть только это короткое светлое время суток, чтобы найти какое-нибудь подходящее укрытие и отсидеться до прихода темноты. Вечером, не говоря уже о ночи, мы совершенно беззащитны перед каждым, кто вздумает с нами расправиться.
Поре Мандон разинул было рот, чтобы задать какой-то вопрос — очевидно, о том, кому мы на фиг уперлись с нами расправляться. Я пресек его намерение указательным пальцем, направленным точно в веснушчатый нос.
— То, что нас непременно захотят уничтожить, не должно вызывать сомнений. Сейчас в мире остались только жертвы и охотники. Так вот, мы — жертвы. У нас нет оружия, мы не умеем воевать, а тем более убивать, даже если от этого зависит собственная жизнь. Если кто-то мотивированно думает о себе иначе, я готов с ним обсудить эту тему отдельно — но не сейчас! Вы все видели, что случилось на реке. Я могу обещать: впереди ждут не менее интересные приключения с участием самых необычных персонажей. Отсюда несколько простых правил: никто не отстает, никто не убегает вперед, в любой момент времени всякий находится в том месте, где я могу видеть, слышать или обонять его. Особенно видеть. Все поняли?
