Вслух же я философски заметил:
— Все в моей жизни случалось хотя бы однажды.
— А... ну-ну. Впрочем, успокойся, это была фигура речи. И твои ощущения все же тебя не подвели. На самом деле, формально все они живы — хотя их обозримое будущее достаточно предсказуемо. Никуда из зала ожидания они уже не тронутся. Вне зависимости от их первоначальных намерений, здесь конец их жизненного пути. Да и пришли они сюда совершенно случайно. Никакого нет скрытого смысла в том, что они сопровождали тебя на пути в... куда ты там собирался? В Силурск?.. вот туда. Тебе просто была нужна компания. И ты ее получил.
— И все же... я хотел бы, чтобы каждый из них дошел туда, куда направлялся. Напоследок... ведь другого шанса у них ужене будет, не так ли?
— Конечно, не будет. Да он им и не причитается. Карма не позволяет.
— Разве тебе об этом судить?
— Ну, кто-то же должен... за неимением иного судьи. Если я верно тебя понял, твоему Создателю Всех Миров их судьба безразлична... сколько их было, тех миров, а сколько еще будет! Страшный суд, похоже, не состоится за неявкой председательствующего. Да и не сужу я их. Мой интерес к ним — совершенно академический. Не скажу, чтобы собирал эту кунсткамеру специально, но что выросло, то выросло... — Голос в трубке приобрел отчетливые казенные интонации. — Фетисов Петр Иванович, бывший майор милиции из Нахратова. Крышевал проституток, имел долю с наркоманов... все, как у всех. По людям скуки ради не стрелял, чего нет, того нет, но: пять лет назад, управляя служебным автомобилем, стал виновником дорожно-транспортного происшествия, в котором погибло пять человек. Сам не пострадал, от судебной ответственности с благодарностью отказался — в силу негласного общественного договора между властью и силовыми структурами. Когда объем компромата достиг критической массы, пришлось увольняться — формально, чтобы перейти в охранный бизнес. Местечко, куда он так стремился попасть — отнюдь не тещина кухонька с выпечкой, а поселок Висельное, дом с подземным тайником, где соблюдаются на черный день три килограмма евро в пластиковом пакете. Что он собирался делать с этими сокровищами, он и сам уже не знал, но надеялся, что помогут, как и всегда помогали. Да напрасно — Висельное выгорело дотла, над тайником гора обугленных бревен и кирпича, которую иначе как грейдером с места не стронуть, а руками не разобрать никогда и ни за что.
Приятель его, Чистяков Григорий Львович, торговец недвижимостью. Шапочно знакомы были и прежде, но близко сошлись на вокзале в Нахратове. Торговля долгостроем, отчуждение жилых площадей у стариков и пьяниц, грязные сделки со вторичным жильем... Отягощен чрезмерным даже для него моральным гнетом, отчего решил бросить все и начать сызнова, в другом месте и среди других людей. В то же время подсознательно убежден, что никакого конца света не происходит, а имеет место тяжелый, затяжной, но вполне заурядный экономический кризис, который беспременно закончится, и все вернется на круги своя, хотя бы даже и с общим падением качества жизни. Из этих соображений всю наличность удачно конвертировал в драгоценные камни, зашил в портки, каковые на себе носит не снимая денно и нощно.
Про машиниста Оборина Андрея Владимировича ничего дурного сказать не могу. Никуда он особенно попасть не стремился. Ложно понимаемое чувство профессионального долга погнало его в этот безумный рейс, а в Тебенятах он рассчитывал найти какой-нибудь мотовоз или хотя бы дрезину, добраться до Силурска и там двинуть в обратный путь через Ужовск. Ну, не мыслит себя человек без железной дороги... Семейный очаг ему безразличен, на жену и двоих детей, в общем-то, наплевать, одно слово — трудоголик. Такие всегда нравились начальству, потому что работали много, просили мало и никогда не прекословили.
Двое юных фейри — экземпляры всецело клинические, от реального мира оторвавшиеся давно и навсегда. Юноша Поре Мандон, в миру Тимофей Денисович Онянов, с младых ногтей сидит в виртуальности, видит весь мир в бирюзовых тонах, происходящее воспринимает как грандиозную ролевую игру, где ему уготовано быть если не спасителем человечества, то истребителем пары-тройки легионов гоблинов, посягающих на некий Кубок Понтогриля... этимология ведет свое начало от Чаши Грааля, великана Пантагрюэля и установки для термического приготовления пищи... что это такое, Поре Онянов не ведает и ведать не стремится, но защищать намерен до последней капли адреналина. Его спутница Дарья Олеговна Ерухимович, больна одновременно несколькими дурными болезнями, среди которых синдром приобретенного иммунодефицита занимает почетное место. Вела бурную и хаотическую жизнь, в которой половые контакты большой роли не играли, являясь рабочим моментом в межличностных отношениях. Контрацепция всегда была для этой юной девы пустым звуком, но счастливой матерью троих младенцев она не стала...
— Хватит, — оборвал его я. — Люди как люди, не хуже других и не лучше.
— Кстати, эта женщина... Анна... тебя интересует ее история?
— Нет.
— Тебе не интересно знать, почему она бросила своего ребенка в Силурске и почему так стремится туда вернуться?
— Нисколько.
— Но ведь когда все закончится... когда не будет даже меня... никто уже не откроет эту тайну. Неужели ты не будешь мучиться неведением?
— Если и буду, то недолго. Я же дискретно-смертен.. Между тем как ты, волновой вирус, должен быть практи чески неистребим. Ведь какие бы не происходили катаклизмы, волновое пространство никуда не исчезнет.
— Заблуждение! Волны волнам lupus est. В силу генезиса я вынужден существовать исключительно в техногенном спектре волн, как это ни отвратительно для меня звучит. Когда умрет техника, умру и я.
— А есть разница?!
— Еще и какая! Это только тебе кажется, что волны одинаковы. Ты существо грубое, материальное, а я...
— Попрошу без оскорблений. Я не существо. Я процесс, как и ты...
— ...но облеченный в материальную форму. А я — процесс в чистом виде. Вольный сын эфира! Поэтому для меня разные волны — разные стихии. Как воздух и вода. Нет, не так. Как кислородсодержащая атмосфера Земли и какая-ни будь метановая смесь на Нептуне. Ты бывал на Нептуне?
— Может быть, в следующей жизни.
— А вот у меня следующей жизни не будет. Я же одноразовый.
— Эх ты, — сказал я. — Эфемерный демон электричества...
— Ну, кое-какие преимущества это все же дает. Ты даже не представляешь, какие чудеса можно творить, повелевая волнами! Например, я могу проложить тебе ко роткий путь прямиком до Силурска, хочешь?
— Хочу, — сказал я. — Гляди, ты обещал. Но не для меня одного.
— Понятное дело, согласился он. — Все равно в этой женщине сохранилось жизни больше, чем во всех остальных твоих спутниках вместе взятых.
— А еще я хочу узнать, кто тебя создал и зачем.
— Боюсь, это невозможно. Не потому, что не желаю... те, кто все это затеял, попали под первый удар. Впрочем... — Он надолго замолчал. — Один еще способен говорить. Не знаю, зачем я это делаю, зачем я балую тебя своим вниманием. Это что, родство душ?.. Я проложу тебе путь.
