– Ну а вообще как все развивалось? – не мог я утерпеть. Мало того, что очень хотелось пополнить багаж знаний, так еще и скучно было просто сидеть в темноте, дышать через повязку и молчать.
– Почем я знаю, фраерок? Газеты не читаю, радио не слушаю, это мне все без интересу, – с некоторой напыщенностью отозвался напарник.
Дурацкие присказки, и поведение дурацкое. Если бы не видел я глаз Ловкача, умных и внимательных, то по манере общения принял бы его за мелкую приблатненную шушеру. Вот зачем ему так рисоваться? Явно же не для меня. Скорее всего, это его естественный режим: привык вести себя именно таким образом, прячась под маской недалекого грубого зэка. Что это не настоящее лицо – видно сразу. Маскировка у Ловкача была паршивой. Однако, судя по всему, даже этого ему вполне хватало.
Впрочем, рано или поздно защитный механизм должен дать сбой. Я демонстрировал искренний интерес, был подчеркнуто нейтрален, вежлив – и у моего собеседника не было никаких оснований запираться. Адреналиновый откат от пережитой катастрофы, чувство благодарности по отношению ко мне, единение в темноте – все эти факторы в совокупности должны были сделать свое дело.
– Этот на голову мозговитый диктатор… танков наделал, армию напризывал. Разговоры там пошли всякие, мол, земли вернуть надо. Прибалтику, Украину. Маневры эти бесконечные. Денег прорву нужно, а где их брать-то? Колхозы разогнал, нэп заново открыл. Вроде и хорошо, однако же лапотники эти все в города побежали. Беспредельщиков развелось – мама дорогая! Тут немцы и вдарили. С поляками, румынами, шушерой всякой. Мол, завязывайте с коммунизмом своим, побаловались – и хватит.
Молчание. Я не прерывал его, понимая, что Ловкача наконец-то прорвало. Сумбур в изложении мыслей с лихвой компенсировался информативной частью. А знание, сами понимаете, – сила.
– Клоун этот, с армией своей. Дирижаблями. Что, думаешь, прям война, что ли, была? Да половина округов даже развертываться не стали – сдались в первую неделю. Вроде и армия есть, а на деле – пузырь мыльный. По бумажкам и по спискам – пять миллионов, а немцы, считай, пограничников сбили – и все. Нет больше сопротивления. Такая вот война была… Бон. А эти шакалы, как началось, грызню устроили. ЦК хренов. Вместо того чтобы мобилизацию объявлять, они власть делить начали с диктатором-недоумком. Вот и все, Бон. Вот тебе вся война. Три месяца, чтобы оккупацию установить. Нет других примеров в истории, чтобы за три месяца такую огромную страну захватить.
Повисло молчание. Высказавшись, Ловкач некоторое время не шевелился и лишь через минуту громко, звучно вздохнул.
– Ну, доволен, фраер?
В принципе я был доволен: узнал то, что мне требовалось. Ловкач скорее всего не заметил, однако стиль его речи под влиянием сильного душевного волнения сильно изменился. Удивительного тут мало: теряя контроль над собой, вряд ли станешь следить за используемыми выражениями. Округа не стали «развертываться». Вору этот термин неизвестен. Да и любому гражданскому – тоже.
– А потом что было? – Куй железо, пока горячо. Других источников информации все равно не предвиделось.
– Рабство, – жестко, словно отрубил. – Оккупация. Поделили на клочки: что своим, дойчам, что лимонникам, что отребью румынскому.
– И англичане? – Ничуть не удивлен.
– Они самые. Англичане. Кавказ вон совместно с немцами заграбастали да порты северные. Э-э-эх… – закончил Ловкач как-то неожиданно грустно.
– Поляки?
– Поляки… – Мой собеседник хмыкнул и с ожесточенным удовольствием пояснил: – Пеплом да в трубу. Кто с ними считаться-то будет, сам подумай?
Ну да. Нечто подобное я и подозревал. Нужно знать взаимоотношения поляков и немцев, чтобы исключить любую вероятность долговременного союза между этими двумя нациями. Впрочем, это в первую очередь беда самих поляков. Они всегда выступали разменной картой для Европы, но с упорством, достойным лучшего применения, постоянно лезли в любую распрю. Та же Вторая мировая взяла свой старт с нападения поляков, хотя сей факт принято замалчивать
[7]
.
– Ты офицер, Ловкач.
Я не спрашивал, а утверждал. Произнес со всей возможной уверенностью, не испытывая ни капли сомнений.
Он ничего не ответил. Только через пару минут, усмехнувшись, произнес:
– А ты сам-то кто будешь?
– Старший сержант.
Я почувствовал шевеление: Ловкач, стараясь производить как можно меньше шума, перебирался ко мне ближе.
– Нож у меня, – честно предупредил я напарника.
Тот застыл на месте, и стало слышно шуршание, с которым руки Ловкача производили ревизию собственных карманов. Естественно, я сделал это раньше.
Ничего не обнаружив, напарник коротко выругался в темноту и произнес с недоверием в голосе:
– Если ты из этих… какого хрена тебе вписываться за беглых?
– Я старший сержант Российской армии. В МОЕЙ действительности СССР победил в войне. Во главе со Сталиным. И вот этого дерьма не было. Понял?
Некоторое время Ловкач молчал, переваривая услышанное. Затем переспросил:
– Победил?
– Да.
Снова молчание. Я уже был готов к граду вопросов, которыми он меня засыплет. Скрывать, при каких обстоятельствах я оказался в этом мире, мне не казалось верным. Уже неоднократно приходилось давать показания, и версия моя всегда была одинакова. Наверняка Ловкач и его подельники пробивали меня и были в курсе того, что я говорил на допросах.
Однако мой напарник отреагировал вовсе не так, как я предполагал. Не задал ни одного вопроса, ничего не уточнил и ничем не заинтересовался… Он громко и заливисто расхохотался.
Звуки, отражаясь от стен и рождая эхо, били по ушам. Слух еще до конца не вернулся, на сто процентов, но, честно говоря, я был сейчас этому даже рад. Столько в хохоте было издевки и пренебрежения. Откровенно хамского, уничижающего.
– Хватит! – не выдержав, заорал я. Нашарил под ногами кусок породы и швырнул ее в сторону смеявшегося. Клянусь, если бы он не прекратил, в следующую же секунду я сам бросился бы на него. И не факт, что ограничился бы парой-тройкой ударов. Я был вполне способен забить его до смерти.
Смех оборвался. Всхлипнув на одной ноте, Ловкач наконец заткнулся.
Почувствовав какое-то неудобство, я опустил взгляд вниз. Разумеется, ничего в темноте не разглядел, однако понять, в чем дело, труда не составило. Я до такой степени сжал пальцы в кулак, что рука, не выдержав напряжения, мелко и дробно тряслась. Что творилось со мной? Я пришел в ярость из-за того, что Ловкач не поверил в победу Советов в войне и осмеял меня?
