– Чтобы враги трудового народа не подкрались к вождям революции, – растолковал ему Левантов.
– Умно. – Потрясенный командир взвода покачал головой. – Я бы не додумался.
– Можно умнее сделать, – посоветовал Роман. – Нечего нам тут всей оравой стоять. Оставим на дежурстве отделение от нас и отделение от Красной гвардии. Остальные тем временем отдыхают в вагоне. Сменяемся каждый час.
Его отделение вернулось в поезд, но вскоре снаружи послышался шум. Свистнув братишкам, Роман выглянул из двери, за ним, тяжело дыша в затылок, напирали Дракун и остальные.
– Отбой минной тревоги, – весело сказал снизу матрос, на бескозырке которого красовалась ленточка «Олег». – Какому-то солдатику захотелось оправиться на генеральский вагон. Мы его так шуганули, чуть панталоны не потерял, улепетывая.
Братишки были рады стараться поржать, отпуская соленые шуточки, а Роман представил с ужасом, что могло бы случиться, если какая-нибудь сволочь – корниловец или просто пьяный бандит – швырнет гранату в штабной салон.
– Кто такой был? – осведомился он дрогнувшим голосом. – Гранату в руке не держал? Какой из себя?
– Гранаты не было и винтовки тоже. – Матрос на посту сделался серьезным. – Только штык на боку. Здоровенный мужичок, рыжий, вся морда заросшая. По выговору, думаю, литвин он или поляк.
Стоявший чуть позади в тамбуре Георгий выматерился, потом выматерился трехэтажно и лишь после этого зашипел:
– Поляк, ну конечно! Тут недалеко стоит польский легион Довбор-Мусницкого! Уж эти сволочи сил не пожалеют, чтобы нам нагадить!
Роман постарался спрятать неприязненный взгляд. Усатый телеграфист рассуждал с таким апломбом, будто мог что-то знать о предстоящих вскоре грандиозных событиях. Откуда только взялся этот самородок-всезнайка! К тому же зависть брала: надвинутая на левантовские уши мохнатая пехотная папаха прекрасно грела череп, тогда как бескозырка совершенно не защищала от холода.
Плюхнувшись на свое место возле смотревшего на перрон окна, Рома хлебнул безвкусный кипяток и воскликнул:
– О! Гляньте-ка, литовцы пошли.
Солдаты запасного гвардейского полка шагали почти как настоящая воинская часть, пусть даже не слишком старательно равняли строй. Колонна скрылась из виду, и прошла тяжким шагом рота моряков.
Вскоре на другой путь прибыл еще один эшелон, взводный Селютин велел отделению Мамаева заступить на пост, сменив матросов первой смены. Они с полчаса топтались на грязном снегу, никаких происшествий не было, Саня рассказывал смешные истории насчет своих подвигов на любовном фронте, а Левантов развлекал личный состав, злобно ругая тяжеленный – почти в пуд весом – пулемет. Наконец ему надоело таскать на плече неуклюжую бандуру, и он поставил «льюис» на сошки.
Питерский мастеровой Щербинин, стоявший на посту от красногвардейцев, сообщил вдруг:
– Вспомнил я, где видел мужика, который вас к командирам отвел.
– Адама, что ли? – рассеянно переспросил Георгий, массажируя через шинель натруженное пулеметом плечо. – На заводе вашем был агитатором?
– Ну ты скажешь… – Щербинин хохотнул. – В октябрьские дни наш отряд послали телеграф захватывать. Командовал товарищ Юзеф, он тоже в штабном вагоне сейчас. Этот самый Адам был при товарище Юзефе, командовал отрядом боевиков.
– Ну да, все верно. – Левантов кивнул. – Дзержинский еще в первую революцию руководил боевыми группами в Кракове и Вильно. И в Питере перед арестом Временного правительства создавал боевые группы. Полагаю, у Железного Феликса есть немало надежных людей, которые смогут правильно выполнять его приказы.
– Хотелось бы надеяться, – негромко, чтобы никто не услышал, сказал Роман.
Тут появились какие-то пацаны, стали на белорусской мове чего-то выпрашивать – то ли харчи, то ли патроны. Матросы и рабочие, которые постарше, погнали ребятню, и мальчишки убежали ловить удачу к другому составу.
Отделение втянулось в ритм караульной службы, когда из вагона выглянул Назар, приказавший сдать вахту взводу Литовского полка и выходить на перрон.
Перед штабным вагоном стоял усиленный караул – с полсотни красногвардейцев в гражданской одежде с винтовками, а также подтянутые ребята в полувоенных нарядах, вооруженные большей частью пистолетами Маузера, а также – Рома не сразу поверил своим глазам – автоматами Федорова. «Боевики Дзержинского», – догадался он.
Громадный – под стать Назару – матрос подошел к обитателям плацкартного вагона и объявил:
– Я – Приходько, комендант поезда. Товарищ народный комиссар приказал вам сопровождать автомобили. Командовать будет товарищ Адам.
Уже знакомый Адам объявил отряд красногвардейцев и взвод Селютина отдельной комендантской полуротой и вывел на привокзальную площадь. Здесь уже ждали грузовики, присланные Могилевским Советом. Вокзал охраняли прибывшие с фронта солдаты Латышского полка 2-й армии. По разговору между Адамом, Приходько и другими приближенными к вождям особами Роман понял, что латыши, которыми командовал член военно-революционного комитета Западного фронта Рейнгольд Берзин, поддерживают порядок в городе.
Едва бойцы полуроты разместились в кузовах, из дверей здания вокзала вышли Сталин, Подвойский, Дзержинский, Крыленко, охраняемые питерскими боевиками «товарища Юзефа». Вожди сели в грузовик с крытым кузовом, и колонна зарычала моторами.
Матросы сидели как попало, но Роман заставил всех расположиться вдоль бортов, держать винтовки наготове и следить за окрестностями.
– Верно говорит, – поддержал его Назар. – Увидишь опасность – стреляй.
Как говаривали классики, начинало смеркаться. В полумраке ноябрьского вечера злоумышленники легко могли бы обстрелять грузовики из-за любого забора, но никто не напал на них. Изредка сигналя клаксонами, колонна добралась до бывшего губернаторского дворца, ставшего резиденцией Ставки Верховного Главнокомандующего.
Вокруг здания стояли караулы гвардейского Литовского полка. Охраняемые полуротой, посланцы новой власти вошли в просторный кабинет, где ждали представители Совета, городского гарнизона и шесть генералов, успевших спороть погоны.
Роман знал о ситуации в Ставке по вышедшим в конце 50-х годов мемуарам генерала Бонч-Бруевича. Последний в настоящее время занимал пост командира гарнизона и одновременно был членом Совета. Прибывший утром на паровозе бывший генерал Одинцов должен был предложить ему принять у Духонина пост начальника штаба Ставки, но Бонч-Бруевич, исходя из сложных соображений, отказался. По его мнению, поскольку Николай Николаевич Духонин исполнял обязанности не начштаба, но главковерха, принимать у него должность должен был вступавший в эту должность Крыленко.
Если бы все пошло, как в известной реальности, вечером сегодня, 20 ноября, одетый в гражданское генерал Духонин должен был войти в стоящий на путях поезд Крыленко. Вокруг поезда соберутся десятки солдат, матросов и красногвардейцев – наверняка не слишком трезвых. Вооруженная толпа, считавшая Духонина главным виновником бегства врага революции Корнилова, потребует выдать генерала на расправу. Попытки Крыленко – наверняка не слишком решительные – предотвратить самосуд и уговорить толпу разойтись не принесут успеха. Угрожая оружием, матросы оттеснят Крыленко, ворвутся в вагон, выволокут перепуганного Духонина на перрон. Здесь кто-то убьет генерала штыковым ударом в спину – по официальной версии, это сделает неустановленный уголовник, проникший в ряды отборных революционных отрядов.
