— Д-да, — с трудом выдавил Герман, даже и не помышлявший о том, чтобы оказать хотя бы малейшее сопротивление.
— Зер гуд! Мыться пошли, засранец! — Через напускную весёлость в какой-то момент прорвалась такая нешуточная злость, что по спине пленника пробежал холодок.
Верёвку тем временем разрезали, и всё тот же голос приказал:
— Встать, руки за спину!
Морщась от боли во всём теле, Голованов попытался выполнить команду, но тут его скрутил внезапный приступ тошноты, и его вырвало.
— Вот ведь свинья! — прокомментировал его действия первый охранник. — Как по бабам и детям стрелять — так орёл горный, а как отвечать — так того и гляди кони двинет! Хорошо хоть не на нас проблевался, уродец плюшевый! Серёг, а где его мыть будем?
— К реке отведи, здешнему водопроводу песец ещё год назад на постой пришёл…
— Что значит «отведи»? Разве мы…
— Для этого жирно будет, а у меня ещё дела есть.
— Тьфу ты! Дела у него! У меня тоже дела, может, есть! Что с ним возиться?
— Разговорчики, доброволец! — На этот раз в голосе говорившего не было и тени шутки. — Чтобы через пятнадцать минут эта шваль была уже у капитана! А ты, — Герман Геннадьевич понял, что обращаются уже к нему, — вставай! Симулировать потом будешь!
Кряхтя и покачиваясь, он таки выпрямился и, заложив руки за спину, стал ждать. Его провели по короткому коридорчику и вывели на улицу. «А, так я ещё в лагере. И держали меня в подвале одного из корпусов…» — определил Голованов, когда глаза привыкли к дневному свету.
— Понял меня, тёзка? Пятнадцать минут! Капитан и так злой…
— А чего злой-то? Вроде нормально всё получилось.
— Домой не попал. Ты бы как себя чувствовал, если бы вместо отдыха у жены под боком тебе пришлось во всяких притырков стрелять, а, Серый?
— Да уж… Ты, Трубач, не переживай — всё сделаю в лучшем виде!
И тут Голованов узнал паренька — это он вначале привозил продукты беженцам, а потом пытался защитить их от грабежа, но отступился, когда Денис застрелил ту бабу.
«Денис… Денис…» — попытавшись вспомнить, куда же делся его помощник, бывший преподаватель, бывший банкир и бывший главарь банды сделал мысленное усилие. Внезапно перед глазами встали события прошедшей ночи: предупреждение Савельева о том, что противник им не по зубам, автоматные пули, рвущие его тело пару минут спустя, фонтанчики чёрной в луче фонаря крови, когда Денис уже заваливался навзничь, а автомат всё грохотал и грохотал, надёжно переводя свою жертву в состояние «мертвее некуда». И слова про капитана, походя расстрелявшего мародёров, Герман тоже вспомнил!
Внезапный толчок в спину чуть не свалил его на землю:
— Хрен ли встал? Давай, шевели ходулями! Да не туда! Налево! В бассейне умоешься, буду я с тобой тут ещё сто метров до реки топать!
У лагерного бассейна, представлявшего собой бетонный «лягушатник», заполненный дождевой водой едва ли до уровня колена, конвоир скомандовал:
— А теперь быстро туда прыгай! И не вздумай дурью маяться! Моментом резинкой схлопочешь! — И для убедительности достал из кармана «макарыч».
«Так у него нет настоящего оружия! — вспыхнула в голове у пленника радостная мысль. Вспыхнула и тут же погасла, сменившись другой, куда более пессимистичной: — И что? Куда я денусь? Шарахнет в упор из своего пугача в голову — и поминай как звали… Да и болит всё у меня… И возраст, опять же…» — смешно, что про возраст Голованов вспомнил, пожалуй, первый раз за последний год. Ну что такое пятьдесят три для «практически здорового», как говорят врачи, мужика, всю жизнь хорошо питавшегося, лечившегося у квалифицированных врачей и никогда в жизни не перетруждавшего себя?
Повинуясь злобному конвоиру, Герман Геннадьевич перелез через бетонный бортик и хотел уже заняться приведением себя в порядок, но застыл. По проулку между корпусами мимо бассейна шла группа «беженок». Большая, человек десять.
«Раздеваться и застирывать испохабленное бельё вот так, словно на подиуме?! И перед кем? Перед теми, кого я ещё вчера подпустил бы к себе только из великой милости! — Внезапный приступ стыдливости заставил уже снявшего брюки Голованова присесть в надежде, что парапет скроет его от докучливых взглядов. — Вроде не заметили!»
— Эй, солдатик! Сторожишь кого или заблудился? — Нотки игривости звучали в звонком голосе так отчётливо, что Германа перекосило от злости: «Вот сучка! Другого времени не нашла примащиваться под этого малолетку!» — А то я другие места знаю, которые поохранять нужно! — продолжала девушка.
— Я не могу, на посту!
— Вот, девчонки, посмотрите! Не зря говорят, что мужик сейчас вообще какой-то странный пошел — на себя положишь — скатывается, под себя положишь — задыхается! — Взрыв женского смеха последовал за этой тирадой.
— Олька! Прекрати! — Этот голос был значительно старше. — Не видишь, что ли, — парень на службе! Вчера ты что-то совсем не такая разговорчивая была!
— А вчерашние мне не понравились! — так же задорно отвечала невидимая Герману Оля.
«Посидела бы без жрачки с недельку, коза — приползла бы на брюхе и просила, чтоб во все дырки отодрали! — Вода в „лягушатнике“ ни чистотой, ни комфортной температурой не отличалась, и Голованов уже ощутил, что по-настоящему ненавидит эту незнакомую ему Олю. — Вертихвостка грёбаная! Нашла себе вариант, понимаешь! Пэтэушника с автоматом!»
— Что сторожишь-то? — не унималась девчонка. — Неужто воду в бадьях этих? Так там лягушек больше, чем воды!
Больше этого гомона Герман Геннадьевич выносить не мог.
— Пошла вон, мокрощёлка! — взревел он, вскочив.
— Ой! — На лицах подошедших к его укрытию женщин он увидел испуг и успел подумать, что даже в таком виде способен внушать страх.
Но спустя секунду беженки засмеялись.
— Ой, не могу! Водяной! — крикнула одна.
— Ага, повелитель и поработитель! — заливаясь, вторила ей другая.
— Черномор хренов!
Герман почувствовал, что его щёки залила жаркая волна. Причём он не мог понять чего — стыда или гнева?
Внезапно его блуждающий взгляд наткнулся на ещё одно лицо, и Голованов пожалел, что вообще вылез из-за бетонного бортика. Во взгляде хрупкой миловидной блондинки лет тридцати было столько ненависти, что, казалось, от жара этого чувства вода в бассейне скоро закипит.
Бывший глава шайки непроизвольно отшатнулся, и это сослужило ему плохую службу. Женщина быстро шагнула вперёд, подобрала с земли небольшой обломок кирпича и, по-бабьи занеся руку над плечом, бросила его.
Герман хотел отстраниться или даже спрятаться назад в бассейн, но не смог шевельнуть ни рукой и ногой. Медленно (так показалось ему) вращаясь в полёте, обломок ударил его в скулу. Раздался противный хруст, Голованов ощутил во рту металлический привкус крови, деревья перед ним качнулись… Потом перед глазами плеснула вода, и пришло забытьё.
