– Что боитесь, я вижу, а времени подумать у вас будет предостаточно. Никто вас ни в чем уличить не сможет, даже пытаться не станет. Ваших коллег, которые вернутся из тюрьмы, авторитеты как минимум вышвырнут на улицу. Людей, находившихся под следствием и освобожденных, ни один авторитет держать рядом с собой не станет.
– А если станет?
– Значит, больной. Оставшиеся в группировке, даже если их окажется двое, будут сидеть тихо, закапывая происшедшую историю, а не раскапывая ее, раздражая хозяев и вытаскивая на свет божий собственный гроб.
– Пожалуй, – согласился Харитонов.
– Не пожалуй, черт вас подери! – не сдержался Гуров. – А обязательно!
– Конечно, конечно! – Харитонов съежился.
– Теперь рассказывайте! Кого? Когда? Каким образом вы завербовали старшего офицера МВД?
– А компрматериал? – прошептал Харитонов. – Ну, тот, когда я был задержан с наркотиками.
– Время торговли прошло, вы его упустили, Борис Михайлович. Захочу – уничтожу те бумаги, захочу – буду хранить в сейфе. А вы, хотите или нет, сейчас все в деталях расскажете, затем и напишете.
Харитонов рассказывал. Гуров сидел с непроницаемым лицом, курил. Когда агент замолчал, сыщик сказал равнодушно:
– Ваш рассказ совпадает с нашей разработкой. – Он положил перед Харитоновым стопку бумаги и ручку. – Пишите. Ваше сочинение будет храниться под грифом “Совершенно секретно”, ни один человек, кроме моего начальника, этой бумаги не увидит. Пишите, я пойду смотреть телевизор.
Сыщик прошел в соседнюю комнату, включил телевизор, опустился в кресло, уставился на экран.
Очнулся Гуров, когда скрипнула дверь. На пороге стоял Харитонов:
– Заснули, Лев Иванович? Понятное дело, такая работа, все на нервах.
Гуров вернулся в гостиную, просмотрел написанное Харитоновым, сказал:
– Значит, вы видели полковника лишь однажды? Вербовку лишь организовывали?
– Точно.
– Значит, вы не свидетель.
– Вербовку осуществлял, встречался, платил деньги... – Гуров заглянул в листок. – Меньшиков Евгений Тихонович?
– Так точно.
– Отдыхайте, я завтра приеду. Охрану я с квартиры снимаю, можете выйти погулять.
– Нет уж, увольте!
– Как желаете, до завтра. – Гуров ушел.
Харитонов долго стоял, глядя на захлопнувшуюся дверь.
Для задержания иуды требовались доказательства. За его вербовщиком и хозяином была пущена “наружка”, домашний телефон прослушивался, разговоры записывались. За иудой наблюдения не велось.
– Он опытный, битый оперативник, – сказал Гуров, – почувствует наблюдение, может скрыться.
– Скрываться он не станет, но связь порвет, – возразил Орлов. – Будем ждать.
И ждали, наблюдали, фотографировали, вели видеосъемку, записывали телефонные разговоры. Капля за каплей, крупинка к крупинке, казалось, можно и супчик сварить.
Гуров упирался, возражал:
– Рано, мы не докажем. Прокуратура и суд оценят наши материалы по-своему, они люди посторонние, у них не болит, они объективны, равнодушны. Это нам все ясно, а им такие доказательства недостаточны.
– Надавим, – сказал Крячко.
– На кого? На помощника прокурора Грача? Он знает нас с тобой, давний приятель Петра, но Грач порядочный мужик, слуга закона и против него не пойдет.
– Так что ты предлагаешь? – спросил Крячко.
– Ждать, работать. Иуда – человек, каждый человек в конце концов ошибается.
Сотрудники, ведущие наружное наблюдение за Меньшиковым, который завербовал полковника МВД, получал от него данные, выплачивал деньги, взбунтовались, написали рапорта, что они занимаются пустым делом. Генерал, начальник службы наружного наблюдения, подал рапорт на имя заместителя министра.
Орлова вызвали “на ковер”. Он вернулся спокойный, злой, пригласил Гурова.
– Все, Лев Иванович, я получил приказ. Нам дают двое суток, затем наблюдение за вербовщиком снимают. По-своему они правы, дел много, людей не хватает.
– Петр Николаевич, не каждый день удается выявить коррумпированного полковника министерства, – сказал Гуров, понимая, что разговор пустой.
– Я не девица, меня уговаривать бессмысленно.
– Понимаю. – Гуров помолчал. – Я разгадал систему связи между агентом и вербовщиком. Нами установлено, что вербовщик Меньшиков посещает пять адресов, по которым проживают люди, чьи биографии далеко не хрустальны.
– Ты старый сыщик, не говори глупости. Хрустальных людей не бывает.
– Считай, что я данного слова не произносил. – Гуров закурил, направился к окну.
– Сядь здесь, – Орлов указал на кресло.
Гуров вернулся, но в кресло не сел, продолжал стоять.
– Агент знает день и час, когда хозяин находится в той или иной квартире, звонит туда из автомата, сообщает новости, получает задание. Вербовщик оставляет у доверенного лица деньги, через несколько дней агент, десять раз перепроверившись, нет ли “хвоста”, заходит к связному, забирает свои тридцать сребреников. Если у него что-то есть срочное, существует телефон связи, который используется втемную.
– Возможно, Лева, возможно, – ответил генерал. – Что ты предлагаешь? Телефоны всех установленных квартир, которые посещает вербовщик, поставить на контроль? Кто тебе разрешит?
– ФБР не получало бы разрешения.
– Работай в Америке.
– Петр, если серьезно, мы можем установить прослушивание без разрешения?
– Можем, но не будем. Лева, если мы с тобой начнем преступать закон, мы не сможем его охранять.
– Мы охраняем не закон, а Человека.
– Я сказал. – Орлов навалился на стол. – Я работаю в милиции немногим меньше, чем ты живешь. Меня можно похоронить, переделывать поздно.
– Значит, будем брать без достаточных доказательств?
– Не хами. – Орлов потер лицо, без всякой надобности кому-то позвонил, говорил о постороннем, положил трубку, вздохнул. – Значит, так, мы снимаем сегодня же наблюдение за Меньшиковым и переставляем людей у установленных адресов, которые он посещает. Ждем, пока агент в данную квартиру придет, и на выходе иуду берем. Возможно, при нем будет валюта. Одновременно берем Меньшикова, ты с ним работаешь, раскалываешь, проводим очную ставку.
– Наличие валюты – сегодня не доказательство.
– За неимением гербовой будем писать на простой.
– А на чем я буду раскалывать Меньшикова?
– Не прибедняйся, сообразишь.
– Допустим, на очной ставке один будет утверждать одно, второй – другое.
– Такова наша судьба. Выполняй.
